– Миш, а что с моей работой?

– Я сегодня там был, представил твое заявление об уходе. Объяснил, что ты больна… Да, это, оказывается, ты за меня в бой бросилась? Чудачка, да мне плевать на эти разговоры! Думаешь, я их мало слышал? Так, только не реветь!

– Ладно, не буду! – пообещала Марта. – Миш, обними меня!

Бобров был чрезвычайно занят. Несколько раз в день звонил жене, она отчитывалась ему, а потом звонил Милице Артемьевне, боясь, что Марта не говорит ему всей правды о своем самочувствии. Среди прочих дел он заехал к себе на квартиру, взять квитанции и вообще, проверить, все ли в порядке. Дело было вечером, он страшно устал и решил там заночевать.

Стены тюрьмы рушились совершенно бесшумно и медленно, как в съемке рапидом, а он не мог пошевелиться, и крикнуть не мог… Начал задыхаться и проснулся в холодном поту. Неужто опять? За те месяцы, что он прожил у Марты, кошмары его ни разу не мучили. Он вскочил, оделся и поехал домой. Теперь его дом был там, на улице Бориса Галушкина. И хотя Марты сейчас не было и он спал один, но ничего страшного ему не снилось.

Он вошел в квартиру, сразу почувствовал запах Мартиных духов и ощутил покой и блаженство. Он разделся, лег в постель, потом вскочил, взял с туалетного столика флакончик ее духов и брызнул на ее подушку. Чуть-чуть. Обнял эту подушку, мгновенно уснул и сладко спал до утра.

Химия! – думал он, это та самая любовная химия… Но это уже превращается в зависимость… Такого никогда со мной не было. А ведь для разведчика любая зависимость губительна. Но я-то уже не разведчик… Я просто по уши влюбленный дурак! Интересно, а она тоже так чувствует? Понимает, что это химия? Надо спросить… Хотя нет, поменьше вообще надо говорить…

Раздался звонок домашнего телефона. Он снял трубку.

– Алло!

В трубке молчали.

– Алло! Говорите или я кладу трубку!

– Бобров, это ты?

Он сразу узнал голос Петровича.

– Да, Петрович, это я.

– А где Марта?

– На даче.

– На какой еще даче?

– На моей даче.

– У тебя есть дача?

– Представь себе.

– И что Марта там делает?

– Живет. – Боброву страшно не хотелось говорить Сокольскому, что Марта больна. – Лето на дворе.

– А почему у нее не отвечает телефон?

– Скорее всего, она просто забыла его зарядить.

– Я хочу ее видеть. Пусть приедет в Москву! Туда можно позвонить?

– Позвонить можно, но приехать она не сможет. Она нездорова и у нее постельный режим.

– Что? – загремел Сокольский. – Что с ней такое? Почему постельный режим?

– Ничего рокового. Просто ей делают капельницы, при которых лучше лежать, у нее проблемы с сосудами. Если хочешь, я вечером тебя к ней отвезу, переночуешь там…

– А с кем она?

– С моей теткой и еще приходит медсестра три раза в день.

– С теткой? Уж не с Милицей ли твоей?

– У меня нет другой тетки!

– А почему Марта не в больнице?

– Ты свою сестру не знаешь? Если тебе нужна Мартина машина, ради бога. Ключи у тебя есть, где она стоит, ты знаешь! Ты в котором часу освободишься? Я отвезу тебя на дачу.

– Освобожусь не раньше восьми.

– Где ты будешь? В МИДе?

– Да.

– Как подъеду, позвоню. А сейчас извини, спешу.

…Он говорил со мной, как с врагом, усмехнулся Бобров. Ну и пусть. Он дипломат, пусть налаживает дипломатические отношения. Марта теперь моя законная жена, любящая и любимая, так причем тут братья? Как там у Шекспира: «И сорок тысяч братьев…» Точно не помню, но нам с Мартой и сорок тысяч братьев не страшны.

Петр Петрович уже заранее был раздражен. И чего этот Бобров приклеился к Марте? Это неспроста, ему что-то нужно, но что? И как он умудрился… Черт бы его взял…

Бобров позвонил ему ровно в восемь.

– Петрович, я жду!

– Иду!

И это идиотское «Петрович»…

Бобров стоял возле своего «пежо». И что Марта в нем нашла? Хотя, надо признать, в нем чувствуется самец… И притом очень породистый…

– Привет! – улыбнулся Бобров и протянул руку. Сокольскому ничего не оставалось, как пожать протянутую руку.

Они сели в машину. Сокольский заметил на пальце Боброва обручальное кольцо.

– Окольцевал мою сестру?

– Точно, окольцевал. Петя, ты пойми, я люблю ее! И мне ничего кроме нее самой не нужно. Нам хорошо вместе. И мы хотим ребенка… А ты почему-то злишься, негодуешь! Это что, братская ревность?

– Что за бред! Скажи лучше, что с ней случилось?

– Ты, вероятно, знаешь, как я впервые увидел Марту?

– Слышал эту душещипательную историю.

– У нее был обморок. Но она, конечно же, к врачу не обратилась.

– А мне сказала, что обратилась и что пьет какие-то таблетки.

– Да наврала она все! И вдруг обморок повторился и опять в машине. А это плохие шутки. И я отвез ее к врачу.

И Бобров пересказал Сокольскому то, что говорил ему Пыжик.

– Черт-те что, она же еще молодая, тридцатник всего…

– Твоя сестра настоящее чудо, но упрямая до ужаса. Ладно, скажи лучше, трудно сейчас работать?

– Ох, не говори…

Они замолчали. Боброву показалось, что лед сломан. Он отвлекся на дорогу, пришлось сбросить скорость из-за ремонтных работ, а когда искоса глянул на Петровича, то заметил, что тот смотрит на него с явной неприязнью. Вот чудак, подумал Бобров, а впрочем, мне плевать.

Марта лежала под капельницей.

– Петька! – завизжала она. – Петечка, как же я рада, какой ты молодец, что приехал. А Миша где?

– Забирает что-то из машины. Ну здравствуй, болящая! Ишь чего удумала, хворать в такую погоду! А что за гадость в тебя вливают?

– Это средство для чистки периферических сосудов! – старательно доложила Марта.

– Обалдеть!

Тут в комнату вошла пожилая женщина.

– О, вот и все на сегодня! Давай, держи ватку покрепче.

Она ловко заклеила ватку двумя полосками пластыря.

– Спасибо, Дарья Николаевна. А это мой брат приехал!

– Очень приятно. Ну, до завтра!

Она ушла.

– А где же Миша?

– Придет сейчас! Что, прямо жить без него не можешь?

– Не могу, Петечка, совсем не могу!