— Ты считаешь себя калекой. Но на других людей ты не производишь впечатления увечного. Не знаю, поможет ли это, но я хочу, чтобы ты знал.

— Добрые слова. Спасибо. Но ты представить не можешь, каково это — наполовину лишиться зрения.

— Да, не могу. — Она поднялась. — Я должна отнести Николасу ужин и хотя бы немного поспать.

— Позволишь тебе помочь?

— Сама справлюсь.

Оуэн понял, что она не шутит, и задумчиво побрел к себе в таверну Йорка.

Стоило ему переступить через порог зала, как его окликнула Бесс.

— К тебе посетитель. — Она кивнула, указывая в угол. — Давненько к нам не заглядывал гильдмейстер Торп. С тобой, Оуэн Арчер, дела идут в гору.

Пока Оуэн шел между столиков, всего несколько человек обернулись в его сторону, но разговоры не затихли. Хороший признак. Значит, его уже воспринимают как своего. Агент остался доволен.

Но его удовольствие улетучилось, как только он взглянул на лицо гильдмейстера. Добродушная круглая физиономия Торпа вся сморщилась от беспокойства.

— Архидиакон Ансельм поднял шум по поводу вашего назначения. Захотел увидеть письмо, присланное Йоханнесом. Задавал всевозможные вопросы. Намекал, что вы вовсе не тот, за кого себя выдаете. Все это очень неприятно.

Оуэн рассказал о месте ученика в Дареме. Камден Торп подергал бороду.

— Ну не странно ли? Мне он ни слова об этом не сказал. Наоборот, говорил так, словно подозревает в вас преступника, решившего на время залечь на дно.

— Интересно, как отнесется к таким подозрениям архиепископ Торсби.

Торп нахмурился, не понимая, что Оуэн имеет в виду.

— А рекомендательное письмо?

— Да, конечно. — Гильдмейстер заулыбался. — Архидиакон сбит с толку, не правда ли?

Оуэну удалось убедить Камдена Торпа, что все хорошо, но сам он далеко не был в этом уверен. Архидиакон проявил странную обеспокоенность по поводу ученичества Оуэна. Видно, он его раскусил. Но о чем архидиакон догадался и чем был так обеспокоен, что даже рискнул выставить себя в невыгодном свете в глазах гильдмейстера? По мнению Оуэна, сей поступок означал, что священник в отчаянии. А в подобных ситуациях люди становятся опасными. Но все-таки почему архидиакон?

* * *

Люси снилось, что она бежит по лабиринту в Фрейторп Хадден, то и дело спотыкаясь, и задыхается от смеха. Она боялась, что он ее догонит. И боялась, что не догонит. Ее охватывал трепет ожидания: вот-вот он обнимет ее за талию, притянет к себе, поцелует в шею…

Вздрогнув, она проснулась. Огонь в очаге погас. Но лицо ее горело. Ей приснился Оуэн Арчер. Должно быть, она сошла с ума.

* * *

Ансельм метался по комнате. Он недооценил Арчера. Этот одноглазый преуспел гораздо быстрее, чем можно было предположить. Должно быть, он человек архиепископа Торсби. Именно архиепископ подстроил все так, чтобы Арчер, проникнув в дом к Уилтонам, смог разнюхивать обстоятельства смерти своего ставленника. Разумеется, Торсби не мог поступить иначе. Теперь Ансельм сокрушался, что по собственной глупости не сумел этого предвидеть. Учитывая характер Фицуильяма, архиепископ не мог не заподозрить убийства. Будь он проклят, этот Фицуильям. Будь проклят брат Вульфстан, этот монах, вечно что-то путающий. Если бы молодой распутник не умер, никто бы и не подумал о той, второй смерти. А теперь к делу подключился и Джон Торсби, самый влиятельный человек в Йорке.

Как странно, что архиепископ хлопочет по поводу подопечного, который доставлял одни неприятности. Отец Ансельма даже пальцем бы не шевельнул, случись сыночку умереть при загадочных обстоятельствах. Он не стал бы ничего расследовать, просто забыл бы об этой смерти, и все. А ведь его сын дослужился до звания архидиакона Йоркского. И дело тут было вовсе не в том, что Ансельм — младший сын, которому уготована судьба церковника. Отец еще раньше отрекся от него, потому что у наследника не было вкуса к насилию. Как только Ансельм проявил свое нутро, что бы он ни делал, он уже не мог завоевать ни отцовского уважения, ни тем более его любви. А вот архиепископ, всего лишь опекун пресловутого Фицуильяма, захотел выяснить, как умер этот юноша, стремившийся нарушить все заповеди при первом удобном случае.

Счастливчик этот Освальд Фицуильям. Наверняка в юности его от всего оберегали, вот и возник аппетит к греховному. Человек всегда жаждет неизведанного, таинственного. Ансельм рано узнал о грехах плоти. Все любопытство в нем было убито теми ублюдками, которых муштровал отец, чтобы сделать из них солдат, да еще тем отребьем, которому его шлюха-мать подбрасывала своего сынка. Тихое, добродетельное существование, которое он и рассчитывал вести в школе аббатства, принесло долгожданное облегчение.

Гильдмейстер отправился домой спать, а Оуэн еще долго сидел в углу, почти не замечая окружающего гула, кислых запахов эля, вина, немытых тел и сквозняка из двери на улицу. Уставившись в пол, он погрузился в размышления. Нет, не о Фицуильяме, а о своем доме. Вспоминать было трудно, все равно что пытаться разглядеть что-то сквозь туман. За это время столько всего произошло — не только с ним, но и с родными, конечно. Жизнь в деревне трудная. Вокруг горы и непроходимые леса. По дорогам проехать можно только летом. От работы ломит спину, кругом беспросветность. В округе ни одного лекаря вроде Роглио или даже аптекаря, как Уилтон. Каждый лечился как мог — его матушка знала много средств, — но в основном снадобья лишь уменьшали боль, а не излечивали. Болезнь или легкая рана очень часто приводили к смерти. Поверила бы ему Люси, если бы он признался, почему не вернулся домой? Он боялся, что они все уже мертвы, и эта мысль была невыносима. Что, если мать, чью улыбку и голос он так хорошо помнил, гниет под землей, питая корни дуба и червей? А сестры — Анджи с озорными глазками, Гвен, такая неторопливая и задумчивая, — они могли умереть при родах, как многие молодые женщины. Он перекрестился.

Люси Уилтон с ее гневом навеяла на него черные мысли. Работать с ней было нелегко, слишком она задевала за живое.

Лучше все-таки поразмыслить о смерти Фицуильяма. Именно для этого он и явился в Йорк, чтобы все расследовать. И чем быстрее найдет ответы на вопросы архиепископа, тем скорее сможет уехать. А уехать ему нужно обязательно. Его сердце постепенно завоевывала женщина, которая никогда его не полюбит, даже если муж ее умрет. Она отвергла Оуэна, даже толком не узнав его. Несправедливо, но жаловаться некому, он должен просто смириться.

Смириться. Оуэн поднял глаза, поймал взгляд Мерчета и поприветствовал его, подняв кружку.

Хозяин таверны приблизился легкой походкой.

— Вы что-то не в духе, сэр Арчер, — сказал он. — Гильдмейстер принес плохую весть?

— К нему это не имеет отношения. Просто одолела тоска по прошлому.

Мерчет сочувственно нахмурился.