– Каково наше положение? – спросил Хоснер. – Я имею в виду тактическое.

– Судить еще рано. Я наскоро провел рекогносцировку этого холма, пока ты там изображал Джона Уэйна.

– Ну и что?

– Итак, имеется возвышение высотой около семидесяти метров. Я подозреваю, что это не естественный холм, а насыпь, прикрывающая какое-то сооружение. Вы сами видите, что вершина холма совершенно ровная, как стол или как крепость Масада. – Аналогия возникла сама собой, – Думаю, здесь находилась цитадель северной стены города. Она покрыта позднейшими наслоениями, но, если произвести раскопки, мы бы увидели стены и башни. Вон тот холмик был, вероятно, верхушкой одной из таких башен. А уступ, на котором стоит Брин, являлся частью стены.

Хоснер глянул на него.

– Тебе знакомо это место, – не столько спросил, сколько констатировал он. – Откуда?

– Из книг. Никогда не думал, что доведется его увидеть. Это мечта каждого еврейского археолога, – улыбнулся Добкин.

Хоснер не сводил с него глаз в темноте:

– Я действительно рад за вас, генерал. Не забыть бы поздравить авиакомпанию «Эль-Аль» с тем, что благодаря неожиданной внештатной ситуации мы имеем возможность совершить эту экскурсию. Может быть, стоит включить ее в расписание на постоянной основе. Крушение и все остальное.

– Не принимай близко к сердцу, Яков.

Хоснер позволил молчанию затянуться, потом резко выдохнул:

– Ладно. Сможем ли мы держать здесь оборону?

Добкин провел рукой по волосам:

– Я… думаю, что сможем. – Он помолчал. – Это холм с умеренно отвесными склонами, как стандартная гоночная трасса. Он протянулся на север и юг вдоль берега Евфрата. В это время года река полноводна, и ее воды подходят к западному склону. Арабы разместили несколько человек внизу на подтопленном берегу. Американец Макклюр стрелял по ним, как по мишеням. У него что-то вроде шестизарядного ковбойского пистолета. С ним полковник Ричардсон.

– Они там одни?

– Я расставил много часовых на вершине, но оружие только у Макклюра. Склон открытый и очень пологий. По-моему, две с половиной тысячи лет назад здесь проходила береговая стена цитадели. Военные инженеры называют такое укрепление «гласис». Не думаю, что оттуда следует ожидать серьезной атаки сейчас, после того как мы показали, что готовы к ней и в состоянии отразить.

Хоснер закурил сигарету:

– А как насчет этой стороны холма?

– В этом-то и проблема. С севера на юг примерно полкилометра. Склон постепенно опускается к дороге и равнине. На обоих участках есть расщелины и наносы, как нам уже известно. Они-то и являются наилучшими путями подхода. В других местах много открытых участков с хорошим обстрелом. Не думаю, что атака возможна отсюда. Я поставил троих ребят с «АК-47» на прикрытие наиболее вероятных направлений. Трое твоих людей руководят ими. Еще один из твоих, Иешуа Рубин, вооружен автоматом «узи», а у Брина есть «М-14». Твои люди отдали свои револьверы пассажирам, которых я выбрал сам, и теперь периметр обороны укреплен дополнительно. Я собираюсь разместить комбинированные посты наблюдения и посты прослушивания вниз по холму. – Он глубоко вздохнул. – И все-таки линия обороны очень слаба. Если бы не «Калашниковы», можно было бы читать отходную.

Хоснер сильно затянулся чужой сигаретой и вернул ее Брину. Посмотрел на Добкина:

– Как считаешь, будут они снова атаковать сегодня ночью?

– Любой военный командир, достойный этого звания, атаковал бы именно сегодня ночью. Чем дольше они ждут, тем организованнее становится оборона. Полчаса назад наши шансы были невелики. А теперь мы вполне можем продержаться ночь.

– Они ведь не станут атаковать днем?

– Я бы не стал.

– Беккер посылает сигнал «SOS»?

– Он пользуется радиостанцией на аккумуляторах. Вернемся на «конкорд». Министр иностранных дел хочет, чтобы ты присутствовал на совещании.

– Даже здесь, – хмуро отозвался Хоснер.

Брин смотрел в прицел ночного видения. Каждые несколько минут он отключал его, чтобы не разрядились батарейки, и давал отдохнуть глазам. Хоснер похлопал его по плечу:

– У меня есть кое-кто, чтобы сменить тебя чуть позднее.

– Уж и не знаю, сколько силы должно быть у этого парня, чтобы отобрать у меня винтовку.

Направляясь вслед за Добкиным, Хоснер улыбнулся:

– Никто ее у тебя не отберет.

«Конкорд» приземлился почти посредине плоской площадки на вершине холма. Хоснер и Добкин шагнули на полосу, которую пропахал конусообразный нос самолета, и пошли по ней к лайнеру. Хоснер с трудом поспевал за здоровяком Добкиным.

– Кто принял командование?

Добкин не ответил.

– Давайте решим этот вопрос, генерал. Вы понимаете, что такое единоначалие. Только один человек может стоять во главе.

Добкин замедлил шаг:

– Мне думается, конечно, выше всех по рангу министр иностранных дел.

– Кто следующий?

– Полагаю, Исаак Берг.

– Кто за ним?

Добкин сокрушенно вздохнул:

– Ну, следующим был бы какой-нибудь политик.

– Кто именно?

– Бернштейн. Она входит в кабинет министров.

– Мне это известно. Но вряд ли ее квалификация пригодится здесь.

Добкин пожал плечами:

– Не впутывай меня во все это. Я всего лишь солдат.

– Кто следующий?

– Сдается мне, что ты или я.

– У меня есть шесть человек, все вооружены. Все преданы мне. Это единственное вооруженное подразделение, которое может эффективно вести боевые действия на холме.

Добкин остановился:

– У одного из них пуля в заднице. И надо еще посмотреть, на что годятся остальные. Те два эпизода сегодня ночью – всего лишь проба. В следующий раз будет настоящая массированная атака.

Хоснер отвернулся и снова двинулся вперед.

Добкин поравнялся с ним, хлопнул по спине:

– Ладно. Я понимаю. Но ты уже искупил вину, Яков, и едва не погиб при этом. А сейчас успокойся. У нас впереди еще много нелегких часов. Я бы даже сказал, дней…

– Никоим образом. Мы не сможем продержаться больше чем до завтрашней ночи. И это еще при самом лучшем раскладе. К тому времени нас не смогут спасти.

Добкин кивнул:

– Ты прав. Сейчас здесь самое худшее время года. Весенний паводок делает местность почти недоступной. Туристический сезон начнется через месяц. Если Беккер не сможет связаться с кем-нибудь по радио, пройдет несколько дней, прежде чем поймут, что мы можем находиться здесь. И еще много времени, пока они начнут действовать.