— … Получается, скоро не мы будем спрашивать с наших новиков и вассалов, а они с нас! — гневно звучал его голос. — Это есть порушение всех дедовских законов! Это новомодная свобода нравов! Не бывать такому! Слышите7! Не бывать! Пусть один останусь, но не преклонюсь перед клятвопреступником! Слышите, братья?!

С мест раздались крики, тональность которых была далеко от позитивной. Многие повскакивавшие с мест, бояре требовали доказательств, другие — разбирательства, третьи — смещения императора. Звучала дикая какофония звуков, в которой смешались крики, вопли, оскорбления, шлепки и удары.

…Волна негатива в отношении императора, поднятая Вяземских, вскоре должна была превратится в настоящую бурю. Настоящее его выступление по своей сути было предъявлением действующему руководителю государства обвинением в целом ряде тяжких преступлений. Это был едва ли не импичмент, официально провозглашенное недоверие императору. Как только указанная информация попадет в руки вездесущих репортеров (а эта информация обязательно попадет в нужные руки), разразится еще один информационный взрыв, который станет очередным ударом по трону.

С этими мыслями Вяземский, провожаемый плотным строем охраны, прошел до своего автомобиля и исчез в нем.

— Как все прошло отец? — внутри его ждал сын, сгоравший от любопытства; это было совсем немудрено, учитывая, какиестояли на кону ставки. — Ты выступил?

Старший сын видимо еще сомневался в том, что следовало переходить к решительным действиям. Он, несмотря на схожесть характером с отцом, предпочел бы еще выждать, чтобы род немного оброс жирком военной силы. Не слишком мужчина верил в успех выступления против императора.

— Все прошло именно так, как и должно было пройти, — произнес боярин без единой тени сомнения в голосе. — Узурпатор скоро узнает о моих обвинениях. Что недовольно сопишь? Не согласен, вижу… Зря, — Вяземский снисходительно ухмыльнулся, словно глупому несмышленышу, который в жизни ничего не понимает. — Все действия не несут для нас никакой опасности. Мы лишь пытаемся вывести врага из равновесия, заставляем делать его ошибки. Каждая из таких ошибок будет лишь усиливать нашу правоту и привлекать к нам все больше и больше внимания и, конечно, новых сторонников. Надеюсь, тебе это понятно.

От открыл встроенный бар и налил в стеклянный бокал напитка янтарного цвета, произведенного на одном из старейших коньячных заводов империи. Чуть пригубил, чувствуя, как обжигающая жидкость побежала по пищеводу.

— … А, вообще, сын, ты хорошо поработал. Твои закладки сработал очень вовремя, — довольно проговорил он. — Продукт оказался очень достойным. Качество просто исключительное. Отметь тех, кто этим занимался. Они должны знать, что Вяземские не забывают тех, кто хорошо им служит.

Сын кивнул. Обязательно вознаградит всех, кто был причастен к изготовлению материалом про императора и его дочь. Получилось, и правда, очень убедительная картинка. Знакомясь с ним первый раз, он и сам был сильно впечатлен информационным продуктом.

— Слушай, что нужно сделать теперь, — боярин наклонился в сторону сына; поручение, о котором сейчас должна была пойти речь, было не сильно законным. — Выйди на нашего человека в изоляторе. Жениха цесаревны должны хорошенько потрепать. Пусть он там взвоет так, чтобы его покровителя сами прибежали за ним… Наши стряпчие пусть поговорят с тем чиновником из Регистрационного комитета… э-э-э Гриньковым. Этот хлыщ не должен отказаться от своих показаний. Пусть стоит на своем… И не забудь про тот проклятый дом. Мне нужны бумаги Бельского! Слышишь, мне нужны эти чертовы бумажки!

Сын вновь кивнул. Это дело он тоже обстряпает. Гриньков уже давно был у них на примете, как очень перспективный молодой человек. Такого, не обремененного моральными обязательствами, человека грех было терять из виду и не использовать.

Вяземский больше ничего не говорил. Оставшуюся дорогу он молчал. Просто сидел с закрытыми глазами и молчал. В такие минуты, знал сын, боярина беспокоить не следовало. В это время Вяземский рассуждал, обдумывая какую-то очередную удачную мысль.

Боярин, действительно, обдумывал одну необычную мысль, даже немного парадоксальную по своему содержанию. «А если было «приручить» этого пацана? Сделать так, чтобы он у меня с руки кормился? Ведь несложно было. Проще простого сделать».

Заинтересованно хмыкнув этой мысли, он еще плеснул алкоголя. Вдохнул забористый аромат и снова погрузился в размышления. Бельский-младший при любых раскладах получался одним из ключевых звеньев его комбинации. Каждый из сценариев его использования должен был обязательно учитывать эту фигуру, так как ее действия могли оказать непредсказуемое воздействие на весь ход игры. Парень при одних раскладах становился мужем цесаревны, при других — его личным помощником. Такой эффект боярину был очень не по нраву.

— …Или убрать? — прошептал он, одними губами касаясь края стакана. — Нет человека, нет проблемы?

К третьему дню сидения в камере ситуация вокруг Алексея более или менее «устаканилась». Стало приходить в норму его самочувствие, почти исчезли «побочки» от блокирующего излучения: перестала голова раскалываться от резких приступов боли, прекратились накатывающие волны тошноты, пропала слабость в теле. Жизнь, кажется, начала вновь играть красками.

Появилась ясность и с его положением. Приходила, а затем несколько раз звонила Бельская, с тревогой справлявшаяся о его самочувствие. При новой встрече обещала передать его вещи. Был брат его отца, высокий мужчина со шрамом во все лицо, что служил военным врачом в одной из частей внутренних войск (по крайней мере, он так рассказывал).

После всех его посетил семейный стряпчий с новостями, которые были скорее хорошими, чем плохими. Выяснилось, что на предварительно заседании суда его, Алексея Бельского, признали полностью дееспособным, несмотря на его возраст и состояние крайнего возбуждения в момент совершения нападения на чиновника. Отсюда следовало два вывода. Во-первых, ему могли дать «на полную катушку». Это, считай, до десяти лет содержания в условиях особого режима специзолятора на крайнем севере в случае наступления самого неблагоприятного сценария. Редкий человек сегодня не слышал про северные спецлагеря — автономные подземные города закрытого типа, утопленные на глубину до шестидесяти метров в промерзшую землю и лед. Сидеть там, все равно, что в космосе побывать. Абсолютная изоляция от всего на свете. Во-вторых, будучи дееспособным, Алексей теперь мог подать от лица рода Бельских встречный иск к Вяземским. До этого «бодаться» в суде с Вяземскими могла лишь сама Бельская после того, как официально вступит в наследство. За этот полугодовой срок, в течение которого наследник вступал во владение наследством, их могли оставить, вообще, без штанов. Сейчас же у них появлялись кое-какие варианты.

Вместе со стряпчим Алексей составил иск к боярину Вяземскому, где перечислил все те факты, которые свидетельствовали о несоблюдении Вяземскими своих обязательств по защите новика. Парень, по совету юриста, решил не сдерживаться и дал своей фантазии и эмоциям абсолютную свободу. Написал про гибель отца в лаборатории Вяземских, про сокрытие от родных изобретений Бельского, про непредставление охраны после теракта, и т. д. Вишенкой на торте стало выдвинутое им обвинение в недостойном поведении всего рода Вяземских, доказательством которого выставил попытку отобрать у него дом. Такое обвинение в высших кругах могло иметь для человека катастрофические последствия. Это была почти «потеря чести»…