Наверняка это не просто лаборатория, предназначенная для… Как там выразилась мисс Трулав? Для изготовления нескольких лечебных препаратов для облегчения боли в старых костях.

Я взялась за медную ручку одного из ящиков и осторожно потащила ее на себя – совсем чуть-чуть, чтобы заглянуть внутрь.

Не хочу никаких неожиданностей.

Когда я попыталась вытащить ящик дальше, он застрял. Может быть, дерево искривилось под действием влажности, царящей в сарае. Засунув в отверстие три пальца, я смогла подцепить предмет и вытащить его наружу, словно щипцами.

Это оказалась кость. Человеческая кость. Узнаваемая человеческая кость.

Это была проксимальная фаланга – часть человеческого пальца, и я ее чуть не выронила.

Но гордость совладала со страхом. Если в теле есть кости, которые я точно знаю, – разумеется, не считая черепа, – это фаланги указательных пальцев.

Сколько часов я просидела в лаборатории, держа в руках Йорика – полный скелет человека, подаренный дядюшке Тару великим естествоиспытателем Фрэнком Букландом! Сколько раз я сравнивала свои ладони с руками бедного Йорика кость за костью, как будто наше совершенно разное происхождение могло сделать нас родственниками!

Я знала проксимальные фаланги Йорика лучше своих собственных.

Удивляло наличие голубой шелковой ленты. Почему шелк? Почему голубой?

Это знак уважения? Или благоговения?

Может, это трофей? Может, он получил первое место на каком-нибудь жутком конкурсе?

Перестань думать о чепухе, Флавия, сказал мой внутренний голос. Он настоящий. Это палец мертвеца.

Я перевернула его, чтобы рассмотреть получше. С другой стороны белой кости аккуратными буквами черными чернилами были написаны буквы вроде тех, которые вы можете видеть на выставке в музее естествознания: В. А. М.

Я задумалась, это инициалы покойника?

Да, это кость мужчины. Я знаю общее правило, что фаланги у мужчины больше, чем у женщины, а этот палец был немаленький.

Отнюдь. Это палец крупного мужчины. Я уверена.

Я вернула палец в ящик и открыла еще один.

В этом лежала маленькая синяя коробка для драгоценностей, по внешнему виду которой можно было подумать, что в ней хранили кольцо.

Снова с величайшей осторожностью я подняла крышку.

Внутри был сероватый порошок – примерно чайная ложка. Я понюхала открытую коробку и сразу же почувствовала слабый запах горения. Это пепел?

Точно определить можно только на вкус. Я послюнявила палец и легко прикоснулась к невесомому веществу, подняла палец к губам…

Постой, подумала я, в нем может содержаться мышьяк.

Прекрасное занятие анализировать на вкус неизвестные субстанции в лаборатории, где ты знаешь точно, чем они не являются.

Дома, по крайней мере если проглотишь что-то плохое, под рукой найдется антидот.

Фрэнк Букланд, подаривший дядюшке Тару Йорика, ел все подряд от копролитов[17] до морских слизней, а его отец Уильям Букланд, по слухам, пробовал даже мясных мух и сердце Людовика XIV.

Нет, решила я, странный сарай – неподходящее место для экспериментов.

Я вытерла палец о юбку и снова начала рассматривать коробочку. Никаких знаков или отметин не было.

Послышалось металлическое клацанье, и у меня кровь застыла в жилах. Кто-то идет!

Не успела я шелохнуться, как дверь распахнулась и на фоне яркого солнца появилась мисс Трулав.

Я ждала, пока она заговорит.

А потом осознала, что она меня не видит. Ее глаза, ослепленные ярким светом, ничего не видят в тени сарая, по крайней мере в его дальней части, где я стою.

Почти не думая, я тихо и бесшумно присела на корточки за скамейкой.

Теперь я смотрела на ее колени, которые начали двигаться в мою сторону и остановились.

Когда она наклонилась, я перестала дышать, в голове метались мысли. Наверняка она слышит стук моего сердца. Наверняка она наткнется на меня, дрожащую за скамейкой. Она прислушивалась. Она слышала, как я осматриваю сарай?

Может она меня унюхать? Что, если ее ноздри уловили запах Флавии де Люс?

Широко открыв глаза, я с ужасом наблюдала, как ее руки тянутся ко мне. Они что-то сжимали.

Это коробка. Картонная коробка. Коробка со знакомой этикеткой: «Хрупкое. Стекло. Обращаться осторожно».

Та самая посылка, которую принес ей почтальон.

Время не остановилось, но оно ползло едва-едва, когда мисс Трулав полезла под скамью и поставила коробку поверх остальных.

Выпрямившись, она оглушительно чихнула:

– А-а-а-апчхи-и-и-и!

Ей в нос попала непонятная пыль из коробки? Просыпала ли я ее на скамью?

Я не осмелилась пошевелить ни одной мышцей.

– Gesundheit[18], – сказала она.

Секунду спустя она ушла. Когда дверь закрылась, я снова оказалась в полумраке и услышала, как ключ поворачивается в замке.

Меня заперли.

Отлично, подумала я. Теперь я могу хорошенько обыскать здесь все, только надо вести себя тихо.

Я открыла очередной деревянный ящик и нашла конверт из пергамина с красно-белой наклейкой.

Высыпала содержимое себе в ладонь: прядь волос. Прядь удивительных золотисто-седых волос, словно у пожилого ребенка.

Перевернув полупрозрачный конверт, я попыталась разобрать надпись на этикетке, сделанную старомодным почерком.

И увидела. Людвиг ван Бетховен.

Словно обжегшись, я стряхнула волосы обратно в конверт, сунула его в ящик и быстро захлопнула. Что это было? Свирепость? Беспокойство?

Решительно настроенная подавить эти примитивные инстинкты, я открыла следующий ящик.

Там находился еще один конверт из пергамина с написанным на нем именем: Ч. Диккенс. Я открыла его большим пальцем, и мне на ладонь упал один пожелтевший ноготь.

Что здесь происходит? На что я наткнулась?

Внезапно до меня дошло, и у меня в ушах зашумело.

Мне вспомнились все истории, которые я слышала на эту тему. Расхитители могил! Берк и Хэйр. Свечи ночью на церковном кладбище… Вооруженные парни с вилами и лопатами… Продажа трупов медицинским колледжам…

Но это же не может происходить в Бишоп-Лейси! Только не в эти цивилизованные времена!

Да, когда я была ребенком, Даффи любила пугать меня, при свечах рассказывая, как во времена Елизаветы I грабили могилы и срезали волосы с черепов, чтобы сделать парики для богатых женщин.