Честера распорядился в 1577 году дать специальное представление для знатных персон. Это говорит о приверженности лорда Стрейнджа старой вере и наводит на мысль, что для него театр был больше, чем просто акробатика. Его актеры готовились к представлениям в том или ином огромном доме Стэнли в Ланкашире, где молодой Шекспир, состоявший на службе у Хогтонов или Хескетов, и мог с ними повстречаться.

Лорд Стрейндж был всего лишь пятью годами старше Шекспира и со сравнительно раннего возраста прославился своей ученостью и артистичностью. Эдмунд Спенсер в поэме «Колин Клаут возвращается домой», где упоминается Шекспир, ссылается на щедрое покровительство Стрейнджа и его природные дарования. Очень может быть, что он заметил превосходные способности молодого Шекспира.

Имя лорда Стрейнджа также ассоциируется с группой аристократов и ученых, известной под названием «Школа ночи». Они встречались в Дарэм-Хаусе, лондонском доме сэра Уолтера Рэйли; в группу входили сам Рэйли, граф Нортумберленд, Джордж Чэпмен, Джордж Пил, Томас Херриот, Джон Ди и, возможно, даже Кристофер Марло. В этом эзотерическом обществе мыслителей и прожектеров обсуждались философия скептиков, математика, химия и навигация. Их упрекали в атеизме и богохульстве, но по существу они были частью спекулятивного и авантюристического духа того времени, когда математика и оккультизм казались сторонами одного и того же великого замысла. Шекспир, возможно, намекает на них в «Тщетных усилиях любви», пьесе, написанной «для домашнего развлечения». Хотя он и не входил в кружок «Школы ночи», ему была известна суть бесед его участников.

Лорд Стрейндж находился в Оксфорде в одно время с драматургом Джоном Лили, остроумцем из молодых, да ранних, и числился среди его знакомых, составлявших театральный «круг». Кристофер Марло утверждал, что хорошо ему знаком.

В это нетрудно поверить, поскольку «Слуги лорда Стрейнджа» представляли «Мальтийского еврея» и «Парижскую резню» — пьесы Марло. Томас Нэш в «Мольбе к черту Пирса Безгрошового» превозносит Стрейнджа как «сего известного лорда, к которому отношусь со всей силой любви и почтения». Стрейндж был хорошо знаком и с Томасом Кидом, чья «Испанская трагедия» входила в репертуар его труппы. Поскольку варианты пьес Шекспира тоже имелись в репертуаре, мы можем смело сделать вывод, что между этими драматургами существовала некая связь. Вполне вероятно, что Шекспир играл в «Мальтийском еврее» и «Испанской трагедии». Он принадлежал к тому же кругу.

Возможно, то обстоятельство, что именно эти молодые люди, собравшись вместе в одно время, увлеченно занялись одним и тем же новым делом, стало удачей для истории культуры. Существуют иные параллели такого же внезапного расцвета и блестящих достижений — например, среди английских поэтов конца четырнадцатого или конца восемнадцатого века. В общепринятом представлении Шекспир выглядит одинокой недосягаемой фигурой среди своих современников — спокойный, благородный, скромный, возможно, склонный к уединению. Но зададимся вопросом: верны ли общепринятые представления? И тогда взамен мы представим себе Шекспира как часть беспокойного, проникнутого соревновательным духом мира, где первенство достается самым упорным, самым энергичным, самым стойким.

Помимо прочего, Стрейндж считался явным или скрытым католиком, и вокруг него разрасталась сеть подозрительности, шпионажа и интриг. В 1593 году Ричард Хескет доставил Стрейнджу, к тому времени графу Дерби, письмо, в котором содержалась просьба возглавить заговор против королевы; Стрейндж выдал Хескета властям, но в следующем году внезапно умер. Причиной его неожиданной смерти принято считать колдовство или отравление. Стоит ли удивляться, что Шекспир держался в стороне от интриг и раздоров?

Как в театре, где они глазеют и указывают[152]

Два парламентских акта от 1572 года существенно повлияли на положение актеров. Первый из них, обнародованный в январе, ограничивал количество человек, которое каждый аристократ мог держать у себя на службе. Таким образом Елизавета и ее советники надеялись умерить власть сверхмогущественных лордов, но это повлияло на судьбу некоторых актерских трупп, которые были брошены на произвол судьбы, лишившись высокородного покровителя. Так, Джеймс Бербедж писал графу Лестеру с просьбой подтвердить его попечительство над актерами.

Срочность его просьбы объясняется вторым парламентским актом 1572 года, определявшим условия наказания «за бродяжничество»; в список «бродяг» включались «все фехтовальщики, вожаки медведей, комедианты и менестрели, не принадлежащие какому-либо барону или другому лицу более высокого ранга». Того, кто не был слугой какого-нибудь важного лорда, бичевали и клеймили. В такихусловиях создавался новый актерский мир, в который вступил Шекспир. Необходимость заставляла актеров группироваться вокруг определенного нанимателя или покровителя. Они подыскивали в Лондоне постоянные площадки для представлений. Таким путем можно было добиться признания и избежать притеснений со стороны властей. Эти уловки не всегда помогали: арест без расследования и тюрьма для актеров и сочинителей пьес были обычным делом; но, оглядываясь назад, можно сказать, что это были первые шаги на пути к возникновению лондонского театра, того, что постепенно становилось лондонским Вест-Эндом[153]. Когда Шекспир появился в Лондоне, там уже были сценические площадки. Старейшие из них — гостиницы, вернее, большие помещения внутри гостиниц, которые также использовались для разного рода собраний. Считается, что гостиничные дворы, окруженные галереями, были первыми публичными театрами; но легко сообразить, что они не годятся для спектакля. Гостиничные дворы были местом, куда въезжали путешественники, где привязывали лошадей и давали им корм; через них постоянно проходили люди. Это неподходящие условия для постановки зрелищ. Исключением могли быть гостиницы, подобные «Черному быку», где был дополнительный двор, соединенный с первым крытым проходом.

Должно быть, мест для представлений было гораздо больше, чем сейчас известно, но сведения о некоторых дошли до нас в записях современников. «Скрещенные ключи» на Грейсчерч-стрит, где играли «Слуги лорда Стрейнджа», гостиница «Колокол» на той же улице. «Белсэвидж» на Бишопс-гейт-стрит и «Голова вепря» на северной стороне Уайтчепл-стрит за Олдгейтом. Трудно сказать сейчас, в какой степени их вид отличался от обычных гостиниц; можно предположить, учитывая лондонскую преемственность, что они напоминали «музыкальные салоны» или «мюзик-холлы» начала Девятнадцатого века, где посетителям подавали напитки. Безусловно, было бы ошибкой думать, что гостиницы просто предлагали постояльцам театр в качестве дополнительного развлечения. В «Голове вепря» например, воздвигли постоянную сцену, и для труппы графа Вустера «Голова вепря» была местом, которое они «больше всего использовали, извлекая возможную выгоду». Самые первые труппы устраивали сцену из связанных веревками пивных бочек, покрытых толстыми деревянными досками. Большие труппы работали в гостиницах, и один современник описывает «два повествования, разыгранные в «Белсэвидж», в которых не найти ни одного слова без остроты, ни одной строчки без смысла, ни одной буквы, поставленной напрасно». В этих-то местах и постигал из первых рук свое ремесло Шекспир.