– Мадам Фан, вы позволите мне сделать десятиминутный перерыв? – вдруг спросила Киона, вставая со своего складного стула. – Морковь уже готова, капуста – тоже. Я вернусь быстро.

Она по-прежнему носила на голове полотняную кепку, чтобы скрывать под ней свои волосы. В таком виде она с ее тонкой шеей и хрупкими плечами казалась всего лишь подростком.

– Хорошо, иди. Но поторопись.

Киона решила позвонить своему отцу и поговорить с Эрмин, которая, по всей видимости, уже вернулась в Роберваль. Ей, Кионе, нужно было объяснить им всё, нужно было рассказать, что она знает, что делает, и – самое главное – что она их любит. Единственный имеющийся на стройке телефонный аппарат находился в помещении, занятом канцелярией. Это помещение представляло собой дощатую пристройку, примыкающую к дому бригадира.

Кионе требовалось пройти около пятисот метров по грунтовой дороге, на которой виднелись многочисленные следы шин то и дело проезжавших по ней грузовиков и прочих автомобилей. Секретарша – кудрявая брюнетка лет сорока – приняла Киону без особой любезности, взглянув на нее абсолютно равнодушным взглядом. Разговор между ними состоялся на английском – языке, который Киона изучала в школе-интернате и которым владела довольно хорошо.

– Ты хочешь позвонить в Квебек, мой мальчик? А у тебя есть на это деньги?

– Какие еще деньги? – спросила Киона, мысленно усмехаясь тому, что ее приняли за подростка.

– За пользование телефоном нужно платить. Это не бесплатно.

– Я принесу вам деньги чуть позже, у меня их просто с собой нет. Прошу вас, мадам, это очень важно.

И тут вдруг произошло что-то странное. Киона почувствовала уже знакомое ей недомогание, ее охватила сильная дрожь. Она повернулась и поспешно зашагала к двери, на которой было написано «Туалет».

– Нет-нет, иди наружу, этот туалет – не для общего пользования, – запротестовала секретарша.

Однако Киона уже закрыла дверь изнутри на щеколду. Она была уверена в том, что над ней внезапно нависла опасность. Какая именно – этого она не знала. Не прошло, однако, и минуты, как послышались мужские голоса. Она узнала среди них низкий голос бригадира. Затем другой – неизвестный ей – голос заглушил все другие голоса.

– Мы разыскиваем девушку, которую зовут Киона Шарден. Она вроде бы прибыла на эту строительную площадку в компании с индейцем по имени Делсен. Эту девушку разыскивают ее родственники. Ей шестнадцать с половиной лет. Вот ее фотография!

– Пожалуйста, пройдите в мой кабинет, – сказал бригадир. – Вообще-то здесь у нас нет семейных пар и отдельных лиц такого возраста. И девушки с такой внешностью здесь тоже нет.

Раздался звук закрывающейся двери. Сердце Кионы бешено колотилось. Это, конечно же, приходили полицейские, и она уже мысленно представила себе, как ее принудительно отвозят обратно в Роберваль. У нее мелькнула мысль, что ей, возможно, следует удрать отсюда через окно, но она решила этого не делать.

«Пока они находятся в кабинете бригадира, мне следует выйти отсюда не спеша и с невинным видом, иначе секретарша потом расскажет, что здесь находился какой-то паренек и что появление полиции его напугало. А еще мне необходимо поставить в известность Делсена. Если папа дал полицейским фотографию, на которой я хорошо причесана и красиво одета, никто меня не узнает».

Она улыбнулась и засунула руки в карманы своей спецовки.

– Мадам, я иду за деньгами, – сказала она по-французски. – Извините, мне просто приспичило.

– Ты вполне можешь позвонить из близлежащей деревни! Там есть телефонная кабинка на почте.

Киона, почувствовав облегчение, вышла и отправилась на поиски Делсена. Она нашла его сидящим на пне. Его кирка валялась рядом с ним на земле. Он курил сигарету, а между его ступнями на земле стояла бутылка пива.

– Ты здесь один? – спросила Киона.

– Мой напарник скоро придет. Он пошел за инструментом. А тебе что здесь нужно?

– Сюда нагрянула полиция! Нам нужно спрятаться. Ненадолго, потому что полицейские скоро уедут. Меня разыскивают, Делсен. Они показали мою фотографию бригадиру. Также назвали твое имя, они знают, что ты индеец.

– Мне следовало бы предвидеть, что ты доставишь мне неприятности! – пробурчал Делсен, а затем разразился серией ругательств. – Но меня они не найдут, потому что я записался здесь под другим именем: Том Митчел.

– Но в твоих документах, удостоверяющих личность, написано твое настоящее имя, разве не так?

– У меня нет с собой документов, удостоверяющих личность. Только агент по найму, работающий в резервации, может сказать, кто я такой, – и никто больше.

– И все же давай укроемся в лесу, прошу тебя!

Киона почувствовала себя необычайно слабой. Ей показалось, что она уже не может использовать свой разум и свой природный дар. Ее сознание было захвачено одной одержимостью – не расставаться с Делсеном.

– Нет! – отрезал он. – Ты уж лучше пойди к этим полицейским и вернись к своему папочке в его красивый дом. Ты ведь все равно меня не любишь.

– Нет, я тебя люблю, я в этом уверена!

– Я поверил в это, потому что ты поехала со мной, дала мне денег и позволяла себя обнимать и целовать. Но этого мне недостаточно. Ты еще всего лишь девчонка!

– Делсен, ты пообещал мне быть терпеливым. Мы с тобой находимся вместе всего лишь пять дней. Я не готова. Если бы ты меня любил, ты бы меня понял!..

– Я тебя не люблю, я вообще никого не люблю! – проревел Делсен. – Впрочем, тебя я мог бы и полюбить. Прошлой зимой, когда я пришел на берег Перибонки, я был рад снова увидеть тебя там – ласковую, нежную. После этого часто думал о тебе. Но здесь ты меня разочаровала. Ты за кого меня принимаешь? Ты спишь рядом со мной, ты купаешься голой, и я при этом не должен к тебе прикасаться. Оставь меня в покое, уезжай, а иначе…

Делсен, сжав челюсти, посмотрел на Киону своим суровым, мрачным взглядом. Кионе показалось, что она слышит, как ее бабушка Одина твердит: «Делсен, дитя демонов, Делсен с черной душой…»

– Ты меня пугаешь! – прошептала Киона, начиная пятиться.

– И ты меня пугаешь – пугаешь своими желтыми глазами и рассказами о своих видениях, – сказал в ответ Делсен.

Чувствуя обиду, Киона внимательно посмотрела на того, кого она мысленно называла своим возлюбленным. Даже в таком виде – разъяренный, в грязной и рваной одежде, с растрепанными волосами – он был настолько красивым, что его красота почти гипнотизировала. Она вспомнила, как когда-то увидела его во дворе школы-интерната для детей индейцев – гордого, надменного, готового вынести какие угодно наказания ради того, чтобы не опускать головы и продемонстрировать свое мужество. В ту пору он казался ей жертвой, символом страданий их народа, постепенно истребляемого на протяжении вот уже нескольких столетий.

«Он кипит от ненависти, и этот яд отравил его тело и душу, – мысленно сказала она самой себе. – Я могу его спасти, я должна его спасти». А ведь за миг перед тем она была готова бежать сдаваться в полицию. Она уже представляла свое возвращение в Роберваль, где ее встретят с распростертыми объятиями ее дорогая Мин и отец. Ее ждут там радостный смех детей, тявканье Фокси, улыбки Мадлен, задушевные разговоры с Лоранс.