— Работа стоит! Я их должен послать коллегам на сравнительный анализ! — горячился он. — Я же обещал! И вот вам, пожалуйста, — фотограф меня подвел!

— У вас же вроде несколько фотографов было? — удивилась Шпулька. — Я сама видела двоих.

— Вот именно, вот именно, это как раз один из тех двоих! Настоящий художник! Никому другому такую работу нельзя доверить! Только ему! И, как назло, не могу с ним связаться!

— Почему? Далеко уехал?

— Уехать-то уехал, да проблема не в этом! Ногу сломал! В Варшаве-то он сделал бы снимки и со сломанной ногой. Если бы хоть не так далеко, я бы сам к нему поехал. А то на краю земли! В каких-то Мослах!

Шпулька, услышав слово «Мослы», вздрогнула и сразу же вспомнила, как странно вел себя фотограф, как расспрашивал о происшествии с молодым отцом. И вот — нате вам! Она попыталась выведать у вконец расстроенного доцента какие-нибудь подробности, но тому было известно только, что нога сломалась то ли в результате несчастного случая, то ли случайно, в общем, при достаточно туманных обстоятельствах, о чем несчастный фотограф говорить отказывается. О причинах перелома молчит как партизан, зато весьма словоохотливо расписывает последствия. С пострадавшим можно связаться и по телефону, и по почте. Недели через две он, конечно, вернется. Понятно, еще в гипсе, но для пана доцента это жутко долгий срок...

Шпулька брела медленно, не обращая внимания на слякоть под ногами, целиком щюглощенная своими размышлениями. Что-то ей подсказывало, что дело тут нечисто. Явно странные и подозрительные вещи творятся в этих пресловутых Мослах. И похоже, тут замешан замок. Фотограф поехал в замок и сломал ногу. А раньше муж, пятидесятипроцентный идиот, сломал руку. По глупости, безо всякой на то причины. А фотограф о своих обстоятельствах не распространяется. А к тому же еще раньше так интересовался... А к тому же еще и смотрел так загадочно. И если он так смотрел... И сломал ногу...

Сзади послышались быстрые шаги, кто-то нагнал Шпульку.

— О, как хорошо, что я вас встретил! — раздался рядом радостный голос. — Так я и думал, что это вы! По волосам издали узнал! Вот повезло!

Шпулька оглянулась, остановилась и вспыхнула от радости. Перед ней стоял Кшиштоф Цегна, знакомый молодой милиционер, которому они обе с Тереской в прошлом году с большим энтузиазмом помогали делать карьеру. Помощь оказалась не напрасной, и Кшиштоф Цегна был за особые заслуги направлен на учебу в Высшую школу милиции. Подружек по-прежнему живо интересовали его успехи.

— Как вы здесь оказались? — с радостью и в то же время с удивлением спросила Шпулька. — Вы же учитесь в Щитно?

— Учусь. Но мне дали увольнительную на два дня. У мамы была тяжелая операция, и меня отпустили с ней повидаться. Теперь уже все позади. Операция прошла успешно, мама чувствует себя замечательно, а я сегодня вечером еду назад. А сейчас иду в отделение, где раньше работал, там кое-какие дела остались. А ваши волосы я еще издалека заметил...

Шпулька невольно обернулась, пытаясь увидеть себя со спины. Ее прикрывала огромная копна спутанных, не поддающихся никакой щетке волос. Они вились от природы и были прекрасного бронзового цвета, которому бы позавидовала любая модница эпохи Возрождения. И к тому же их было так много, что сладить со своими волосами Шпульке никогда не удавалось.

— И вы меня по волосам узнали?

— Конечно. У вас волосы как музыка Брамса...

Не столько смысл, сколько тон сказанного заставил девочку покраснеть до корней этих самых волос. Впервые она поняла, что именно чувствует Тереска.

— Почему... Брамса?... — спросила Шпулька, едва дыша.

— Не знаю, — жутко смутился Кшиштоф Цегна. — Мне почему-то показалось похоже.

И тут же подумал, что, наверное, сморозил глупость, но ему действительно показалось похоже. Он любил серьезную музыку и неплохо в ней разбирался. Не так давно слушал концерт Брамса, и каким-то образом волосы Шпульки ассоциировались у него с этой музыкой, изящной и как бы поблескивающей в завитках...

Шпулька первая преодолела замешательство и начала расспрашивать молодого человека об учебе в милицейской школе.

— Я как раз собирался рассказать, — оживленно подхватил тот. — Мне жутко повезло. Можно сказать, слепое счастье. Я, представьте, успел в последний момент. Теперь правила приема изменились, и пришлось бы сначала получить высшее образование и только потом туда поступать. Меня приняли еще по старым правилам. Никогда в жизни не забуду, как вы тогда помогли! Учусь я неплохо, но приходится очень стараться, так как за мной майор постоянно следит. Тот, что меня учиться направил, вы его помните?

— Еще бы! Я думала, умру на месте, как он на меня тогда взглянул, когда я в кладовке, заперла вашего сотрудника, помните?

— Спрашиваете! Такие вещи не забываются...

Шпулька напрочь забыла, что собиралась сесть в автобус. Она прошла остановку и двинулась дальше, а Кшиштоф Цегна — за ней, не обращая внимания на паршивую декабрьскую погоду и слякоть под ногами. Шпулька рассказала об их с Тереской летних приключениях и «веселеньком» переезде, а Кшиштоф поделился своими личными планами и перспективами на будущее, а также сегодняшними проблемами.

— Знаете, меня сейчас интересуют мотивы, — говорил он, стараясь обойти хотя бы самые глубокие лужи. — Различные мотивы человеческих поступков. Не только преступлений, а и прочих тоже. Даже каких-то мелочей, сущей, можно сказать, ерунды... Человек ведет себя странно, а почему — объяснять отказывается.

Шпулька внезапно остановилась.

— Как вы сказали? Ведет себя странно, а объяснять отказывается?

Кшиштоф Цегна взглянул девочке под ноги и вывел ее из глубокой лужи.

— Именно. Может, это и не важно, но выглядит-то со стороны подозрительно.

— Точно, — согласилась Шпулька и потихоньку двинулась вперед. — Я как раз с проблемой столкнулась. Из этой области. Есть такой небольшой городишко, и что-то там происходит. Подозрительное. Один там ногу сломал. А объяснять ничего не хочет. Почему?

— Какой городишко? — заинтересовался Кшиштоф.

— Мослы называется.

— Мослы? — изумился молодой человек. — Не может быть!..

— Вы что, их знаете?

— Нет. Но много слышал. Один мой приятель из-за этих Мослов сделал из себя посмешище на всю Европу. Вообразил черт знает что, поднял тревогу, привлек к делу этих, ну, из родственного ведомства... И ноль на выходе. А началось все с того, что ночью к ним в отделение примчался босиком мужик. Дело было зимой, и к тому же мужик был трезв как стеклышко. И тоже ничего не хотел объяснять.

Слушавшая с огромным вниманием Шпулька потребовала подробностей. Оказалось, что находившийся в этих несчастных Мослах в командировке солидный научный сотрудник какого-то ботанического института, агроном по образованию, ночью выскочил из замка в одном белье и босиком, примчался по снегу в отделение милиции и ворвался туда со страшным криком, что он, мол, этого больше не вынесет. Чего именно не вынесет, выяснить так и не удалось, ибо агроном, как только немного оклемался, категорически отказался отвечать на вопросы. Пробормотал, пряча глаза, что ему приснился кошмар, и попросил одолжить ботинки. Больше Кшиштоф Цегна ничего не знал.