– Он исчез, – быстро зашептала Ким. – Палач. Ушел, как только я назвала имя, и теперь уже не вернется.

Андрюха повернулся к русоволосой девушке.

– Это Хельга, – представила девушку Таня.

– Значит, свадьба все-таки состоится. Передавай привет Эдику.

Василевский улыбнулся, но от этого простого движения губами что-то больно стрельнуло в голове, так что Андрюха застонал, утыкаясь лбом Тане в колени. Под бок ему попало что-то жесткое, он никак не мог нормально устроиться.

– У тебя, наверное, сотрясение. Нельзя резко двигаться. – Таня помогла Василевскому вытащить из кармана сборник стихов.

– Прочитай какое-нибудь, – попросил Андрюха, закрывая глаза. Ему сейчас было очень хорошо, чтобы думать еще о чем-то.

– И будет вскоре весенний день, – нараспев начала читать Ким.

– И мы поедем домой, в Россию…

Ты шляпу шелковую надень:

Ты в ней особенно красива…

Она заплакала.

Андрюха открыл глаза, чтобы посмотреть на нее. Даже в зареванном виде Таня была очень красивой.

А Хельги уже не было. Ушла, наверное, искать жениха. Ведь теперь ее проклятье завершилось, и она может больше не сторожить и без того разрушенные Харьюрские ворота. Уйти в Старый город, в котором она когда-то жила и который больше не будет мешать жить городу новому. Тому, в который они все приехали.

Андрюха снова попытался улыбнуться, но каждое движение вызывало такую боль, что он застонал.

– Ну что ты, – погладила его по голове Таня. – Все закончилось.

От площади вверх по ступенькам поднимался Вадим. Вид у него был, как всегда, сосредоточенный. Если он сейчас остановится и высунет язык, то станет очень похож на Эйнштейна.

В 17:40 по местному времени поезд дернулся и словно нехотя потянул состав вдоль платформы. Над чистенькими окнами проплыли стены древнего замка Тоомпеа, прощально махнул трехцветным флагом Длинный Герман[5].

Таня сидела около прохода и сосредоточенно перелистывала сборник Северянина, словно пыталась оттуда напоследок вычитать вековую мудрость. Вадим с Андрюхой сели рядом. Бокштейн смотрел в окно, а Василевский на Ким. За ее спиной шел ряд с Борзовым и Акопяном.

Когда Вадим с Таней доволокли еле переставляющего ноги Андрюху до гостиницы, все уже были там. Айк на одноклассников не смотрел, только постоянно тер пустое запястье, где когда-то у него были хорошие дорогие часы.

В последний день во время прощальной прогулки по городу, в переулке мастеров, где на стенах висят древние надгробия, а из открытой двери можно наблюдать, как мастер выдувает стеклянные вазы и бокалы, над крышами снова появилась фигура черного зверька. Она привстала над дымоходом, глядя вниз, на прохожих, словно выбирала себе жертву. Спускаться ей было очень удобно. Между домами были перекинуты узкие арки, поддерживающие древние стены. Но ребята прошли свободно. Они ее больше не интересовали.

В тот день они много бродили. Побывали около Олевисте. Борзов на спор с Айком кидали в далекую фигуру скелета желудями и все никак не могли попасть. Попала Маргарита Викторовна, и все ей долго аплодировали. Забрались на смотровую площадку. Отсюда был виден весь город. С суетой на Ратушной площади, с мерным людским течением по узким улочкам, с бесконечными шпилями церквей. Андрюха встал, чтобы был виден Вышгород с Длинным Германом.

Рядом остановилась Таня.

– Спасибо, что помог, – вздохнула она.

– Не за что, – кивнул Василевский и вдруг подумал, что именно сейчас все и закончилось. Сказав «спасибо», Таня закрыла его обещание спасать ее от неприятностей.

– Придется через два года сюда вернуться, – Вадим облокотился о парапет. – Проведать, как живет наша легенда.

– Не хотела вас расстраивать, но в следующем году я уезжаю в Англию учиться. – Таня поджала губы, демонстрируя, как ей неловко, что все так вышло.

– Это несколько усложнит нашу задачу, – манерно произнес Бокштейн. – Но с другой стороны, в Лондоне тоже есть свои легенды.

– Нет уж, лучше Нью-Йорк! – не согласился Андрюха. Шутить и смеяться на эту тему больше не хотелось.

Они еще немного погуляли по кружеву улиц. Ноги сами принесли их к Колодцу. Деревянная крышка у него была прочно закреплена да еще сверху присыпана прошлогодней листвой, словно уже полгода ее не отпирали. Дом напротив Колодца стоял в лесах, из распахнутой двери выносили мебель. Из-за зеленой сетки окна третьего этажа были не видны.

На вокзал их пришла проводить Марина. Маргарита Викторовна долго разговаривала с ней, жала руку.

– До свидания, ребята! – воскликнула Марина, когда все потянулись к вагону. – Очень приятно было с вами познакомиться. Приезжайте еще! Наш город нельзя узнать за один раз.

Первыми в вагон зашли Натки, следом за ними шел Андрюха. Услышав слова экскурсовода, он дернулся, выскочил из тамбура, сбив с ног зазевавшуюся Лену.

Он не успел.

– Конечно, приедем, – заверил Марину Борзов. – На следующие каникулы и приедем.

– Обещаете? – По губам Марины пробежала знакомая улыбка. Не хватало только ямочек на щеках.

– Стой! – ахнул Василевский.

– Обещаем, – качнул головой Айк, помогая упавшей Голубевой подняться. – А ты, лось, смотри, куда несешься, – накинулся он на Андрюху.

– Почему бы не приехать? – пожал плечами Глеб. – Вроде бы собирались после экзаменов встречаться. Вот здесь и встретимся.

Андрюха закрыл глаза. Кто и что говорил дальше, какие обещания раздавал, он уже не слышал. Поезд мягко тронулся, поплыл за окном перрон. В конце его застыла черная неподвижная фигура. Эдик? Василевский не успел рассмотреть.

Через три часа поезд остановился на границе. Задремавший было народ зашевелился, полез за паспортами.

– Ну что? – Около ребят остановилась знакомая таможенница. – Все в сборе?

– Как обещали, – сухо произнес Вадим.

– Запрещенного ничего не везете? – Она в упор глянула на Андрюху. – Откройте свою сумку.

Василевский выбрался из кресла, чувствуя, как неприятно похолодело в груди.

– У меня ничего нет, – прошептал он, вспоминая, что видел в своей сумке, когда закрывал ее.

– А хотите, я вам свою сумку покажу? – вскочил Вадим.

– Он. – Пограничница недобро сощурилась.

Руки неприятно дрожали, мысли путались. Там ведь наверняка сейчас что-нибудь найдется. Не одно, так другое. Его высадят! Его заставят вернуться. Проклятье не закончилось!

– Что это?

Особого порядка в Андрюхиной сумке никогда не наблюдалось. Но в этот раз все было сложено на удивление аккуратно. Сверху лежала картонка с прикрепленным к ней перстнем. Рубин стеклянно поблескивал в свете желтых вагонных ламп.