В этот раз мне повезло. В ранце было две килограммовые банки советской тушёнки, видно трофеи, пачка галет и бутылка вина. Я снова замаскировал следы на дороге, перекинул тело через седло и покатил к овражку. Там убрал найденное продовольствие в сидор, вывел велосипед на дорогу и покатил дальше. Мне нужна роща или посадка. Сойдёт глубокий овраг. Надо еще найти место для ночёвки. Причём как можно быстрее, глаза уже слипаются, но подальше от того, где я побил посыльных. Километрах в пяти, не ближе.

Последние напряжённые дни, что начались с началом войны, сильно подорвали мои силы, и мне нужен был отдых. Эх, как вспомню, что я творил, когда имел магические возможности, и чего меня лишили! Только и делаю, что печально вздыхаю. Тогда ведь ни усталость, ни раны мне были не страшны, мог несколько суток не спать, потом на пару часов прикорнуть, и работать дальше, а став обычным человеком, понял, что не всё так просто. Нужно тренироваться и тренироваться. Хорошо, что был личный опыт из прошлых жизней. Он мне здорово помогал.

От места добычи продовольствия я уехал километра на четыре, можно было и дальше. Похоже, у меня открылось третье дыхание, и силы ещё были, но больно уж хорошее место для ночёвки я нашёл. Это был танк.

Да-да, вы не ослышались, местом для ночёвки я выбрал танк, стоявший на краю минного поля. Это была «тройка», застывшая метрах в шестидесяти от дороги из-за разбитой ходовой. Судя по открытым люкам, экипаж его покинул. Двое и отсюда были видны: лежали чёрным тряпьём метрах в шести. Видно, сапёров не хватало, или заняты они были, на обочине лишь стояли флажки, сообщавшие о минах. Я покосился в сторону далёкого села, где проходила линия обороны. Траншей не было, по многочисленным воронкам определил её. Устало вздохнул, достал нож и, проверяя перед собой землю, направился к танку. Велик пришлось оставить на обочине. Я нашёл по пути шесть мин: две противотанковые, четыре противопехотные. Смешанное поле, похоже.

Снимать их не стал, лишь обозначил, после этого вернулся за велосипедом. Повезло, что за двадцать минут, пока я двигался к танку, мимо никто не проехал. Спрятав своё транспортное средство за танк, чтобы с дороги не было видно, залез внутрь. Боевое отделение действительно было пусто, хоть и нагрето за день. Убитые, лежащие неподалеку от кормы, только-только начали попахивать. Видать, они тут чуть меньше двух суток лежат. Уговорив полбанки тушёнки с галетами, я закрыл все люки и, устроившись на одном из сидений, спокойно уснул. Установку я себе дал на пробуждение на рассвете. Хоть это работает точно, как часы. Надо проснуться в полпятого – так и проснусь.

Утром, потянувшись и зевая, я открыл глаза. Поднялся с места механика-водителя – единственное с откидывающейся спинкой – и занял место командира. Дорога была пуста, село только просыпалось. Краешек солнца показался над горизонтом. В принципе, можно выбираться и ехать дальше. Тут действительно недалеко, к десяти буду на месте, если не торопиться.

Экипаж сбежал, судя по следам гусениц – там были следы обуви, а как эти погибли, не знаю, вполне возможно, их пулемётным огнём скосили, так как воронки я не обнаружил. Закончив с осмотром окрестностей, приступил к изучению боевого отсека, одновременно приканчивая банку тушёнки и хрустя галетами. К моему удивлению, там обнаружилось именно то, что я искал до этого, то есть продовольствие. Шесть банк консервов, от рыбных до тушёнки, две банки с консервированными фруктами, одна с овощами, да и галеты в приличных количествах. Все находки я тут же убрал в сидор, отчего тот заметно разбух. Покончив с завтраком, я мысленно пробежался по своему телу и довольно кивнул. Хотя мышцы и суставы слегка ломило, я чувствовал, что отдых пошёл на пользу.

Ещё раз осмотрев окрестности из командирской башенки, я быстро через боковой люк выбрался наружу, повесил велик на плечо и пробежался к дороге по протоптанной мной тропинке. Там проверил поклажу, повесил сидор за спину, привычно поправив лямки, чтоб не скрутились и не резали плечи, после чего покатил в обход села. Заезжать в него я не собирался.

Дальше было привычное дело. Я так и оставался невидимкой для постов и патрулей, на меня, как и на многих мальчишек, во множестве гонявших на великах или бегавших с удочками, не обращали никакого внимания. Не дорос ещё, чтобы меня опасаться, и я старательно поддерживал такой образ. Очки в этом здорово помогали.

Как бы то ни было, я к обеду добрался до аэродрома, то есть к половине одиннадцатого. Теперь хватит времени и на короткую разведку, и на приготовление обеда. Горяченького хотелось. Я был уверен, что авиационная часть на месте. В последнее время «сто одиннадцатые» часто пролетали то надо мной, то невдалеке, причём на малых высотах, что подтверждало близость аэродрома. Эта часть, кстати, тоже расположилась в бывшем военном городке советских ВВС. Взлётные полосы тут тоже в общем уцелели. А там, где были повреждены бомбардировками, военнопленные уже отремонтировали. Наверное, ведь точных сведений об этом я пока не имел. Просто не думаю, что ситуация здесь отличается от той, что на прошлом аэродроме.

Лагерь я разбил в паре километров от аэродрома, ближе охрану могу насторожить. Неглубокий овраг в чистом поле – идеальный вариант для меня. Я в полусогнутом состоянии прошёл по нему метров четыреста, и в небольшой поросшей кустарником впадине обустроил лежку. Маскировка неплохая. Жаль, костёр развести не получится. Конечно, я могу сделать его бездымным, но тепловые испарения могут засечь. Охрана после моей прошлой акции должна быть настороже, так что обратят внимание на искривление воздуха в поле. Поэтому придётся обождать с горячим до наступления темноты, а там уже спокойно готовь, что хочешь.

В общем, замаскировав своё лежбище, я вернулся тем же путём в полусогнутом состоянии и, найдя удобную позицию для наблюдения, стал рассматривать в бинокль жизнь на аэродроме. Особенно, какая там охрана. К моему удивлению, такая же, как и на прошлом аэродроме, то есть практически никакая. Никаких поясов безопасности с минными полями. Натянули кое-где колючку с консервными банками и думают, никто не пройдёт, да часовые у штаба и техники. Разве что стоит упомянуть четыре пулемётные точки, видимые с моей стороны, но их я осмотрел мельком, так как в зону их контроля не попадал. Ещё по ночам, скорее всего, охрана теперь будет усилена. Вот и всё. Ах, ну да, зенитки в количестве шести единиц, четыре скорострелки и две помощнее, но не особо. Прожекторов было два. Вот теперь точно всё. Чтобы наверняка выяснить всё по этой части, мне нужен «язык», и лучше, чтобы это был, как и в прошлый раз, всезнающий штабной офицер.

Обед я взял с собой. Изредка отрываясь от наблюдения, вскрыл рыбные консервы и, черпая их галетами – перочинным ножом я пока не пользовался, хотя ранее часто им ел как вилкой, – стал обедать. Оставив полбанки и полпачки галет на вечер, я продолжил наблюдение.

Окрестности Кобрина.

28 июня, 18 часов 26 минут.

Окрестности одного из пересыльных лагерей для военнопленных

Капитан Кобелев считал себя неплохим командиром и танкистом, но до лучшего не дотягивал, и прекрасно понимал это. Буквально за несколько дней до начала войны он вернулся в свою часть из командировки, где осваивал новейшую боевую технику. Он первым отреагировал на сообщение, что началась война. Потом были бестолковые марши, где он потерял один КВ из-за пустяковой поломки и пересел в другой, на ходу обучая экипаж не только воевать, но хотя бы обслуживать эти сильно бронированные, но такие слабые танки. Войну встретил в ста километрах от границы. Сначала налёт, потом встречный бой, где подразделения его батальона, несмотря на понесённые авиацией потери, буквально раскатали передовые колонны противника и с ходу врезались во второй эшелон, торопливо занимавший оборону. Они сумели прорвать эту оборону, но на ходу осталось всего шесть машин, и если бы не удар других батальонов, их скорее всего сожгли бы, а так они воспользовались неразберихой и гусеницами и пушкой уничтожили всю артиллерию в прямой видимости. Однако как бы они ни дрались с пехотой, противопоставить немецким лётчикам было нечего, и теряя одну машину за другой, испытывая проблемы с подвозом боеприпасов, иногда бросая боевые машины из-за пустяковых поломок, полк стал откатываться, пока его не зажали в излучине реки. Так капитан Кобелев с частью своих подчинённых попал в плен.