– Мы поможем тебе дышать легче, гораздо легче. Тебе придется немножко посидеть, не двигаясь. Это будет как укус пчелки, но быстро пройдет, ладно?

– Не хочу, чтобы пчелка кусала, не хочу.

Мать малыша обхватила сынишку покрепче.

– Он терпеть не может эти уколы. Просто делайте, и все.

Тоби кивнула. Торговаться с трехлетним ребенком – дохлый номер. Она ввела лекарство, вызвав такой вопль, от которого стены могли бы облупиться. Так же внезапно крик прекратился, и мальчик, все еще всхлипывая, жадно уставился на шприц.

– Хочу это.

– Я дам тебе новенький, – сказала Тоби, протягивая неиспользованный шприц без иголки. – Можно в ванной играть.

– Буду сестре уколы делать.

Его мама закатила глаза:

– То-то она обрадуется!

Хрипеть малыш стал значительно меньше, поэтому Тоби оставила Модин понаблюдать за ним, а сама пошла на кухню к Полу.

Он поднялся, когда Тоби вошла, однако разговор начал, только когда та закрыла дверь.

– Сегодня вечером было собрание руководства, – сообщил он. – Только что закончилось. Я подумал, что мне лучше сразу прийти и рассказать, что там было.

– Я полагаю, снова насчет Гарри Слоткина.

– Это был только один из вопросов.

– Были и другие?

– Всплыл также случай со вскрытием.

– Понятно. У меня такое ощущение, что мне лучше присесть.

– Думаю, нам обоим лучше это сделать. Она взяла стул и села к столу напротив Пола.

– Если вы собрались, чтобы поджарить доктора Харпер, почему меня не пригласили на барбекю?

Пол вздохнул.

– Тоби, мы с тобой могли бы выкарабкаться из истории с Гарри Слоткиным. Во всяком случае пока тебе везет. Его семейство еще не подавало иск. И шумиха вокруг него, похоже, затихает. Судя по тому, что я слышал, Казаркин Холм – а также доктор Валленберг – пресекли все попытки прессы выпустить новые статьи по этой теме.

– С чего бы доктор Валленберг решил оказать мне услугу?

– Я полагаю, не в интересах Казаркина Холма делать достоянием гласности, что один из их богатеньких пациентов шляется где-то как последний бродяга. Ты же знаешь, это ведь не заурядное сообщество пенсионеров. Их успех зависит от высокого статуса, им необходимо быть лучшими и брать за это бабки. Никто к ним не пойдет, если возникнут хоть какие-то сомнения в благополучии их пациентов.

– Значит, Валленберг защищает свою дойную корову, а не меня.

– Неважно, по какой причине, но он помог тебе отделаться. А ты взяла и разозлила его. И с чего это тебе в голову взбрело? Вызвать судмедэксперта! Превратить это в криминальное дело!

– Это был единственный способ поставить диагноз.

– Этот человек уже не был твоим пациентом. И решение о вскрытии должен был принимать Валленберг.

– Он не хотел этого. Либо он не хотел знать причину смерти, либо боялся ее узнать. Это единственное, что пришло мне в голову.

– Ты выставила его в черном свете. Выглядело так, будто он совершил какое-то преступление.

– Меня волновало здоровье других пациентов Казаркина Холма…

– Здоровье других пациентов здесь ни при чем. Это грязные политические игры. Валленберг был сегодня на собрании. Там же были и сторонники Дага Кэри. Это был тот еще пикник, и ты стала главным блюдом. И теперь Валленберг грозится направлять пациентов не в клинику Спрингер, а в Озерную больницу. А это плохо для нас. Возможно, ты не понимаешь, но Казаркин Холм – только одно из звеньев длинной цепи. Они сотрудничают с дюжиной других домов престарелых, и все посылают своих пациентов к нам. Ты хоть представляешь, сколько мы зарабатываем за одни только операции на тазобедренных суставах? Добавь к этому резекцию простаты, катаракту, геморрой – получится целая туча пациентов, и большинство из них с дополнительной страховкой помимо стандартной пенсионной. Мы не можем позволить себе потерять такую клиентуру. А Валленберг грозит как раз этим.

– И все из-за этого вскрытия?

– У него есть причина расстраиваться. Когда ты позвонила патологоанатомам, ты тем самым обвинила его в некомпетентности. А то и хуже. И теперь нам снова названивают газетчики. Может опять подняться шумиха.

– Это Даг Кэри сообщил им. Одна из его подлых штучек.

– Да, ну и Валленберг теперь бесится, что его втягивают в скандал. А начальство боится, что можно потерять пациентов из Казаркина Холма.

– И, разумеется, все злятся на меня.

– Ты удивлена?

Она медленно вздохнула.

– Стало быть, после вашего барбекю от меня остались рожки да ножки.

Пол кивнул.

– Валленберг хочет, чтобы твой контракт был расторгнут. Конечно, сначала это должно пройти через меня, поскольку я глава службы неотложной помощи. Мне не оставили места для маневра.

– Что ты им сказал?

– Что с твоим увольнением возникнет проблема. – Он горько усмехнулся. – Я воспользовался тактикой затягивания, которую ты, возможно, не одобришь. Я сказал им, что ты можешь начать сопротивляться, обвинив их в сексуальной дискриминации. Это заставило их заволноваться. Если уж есть кто-то, с кем они совсем не хотят иметь дело, так это занудная феминистка.

– Как лестно.

– Это единственное, что пришло мне в голову.

– Забавно. Я никогда об этом не думала. А я ведь женщина.

– Помнишь то дело о сексуальном домогательстве, иск тогда подавала одна из медсестер? Оно тянулось два года, и клинике Спрингер пришлось потратить целое состояние на адвокатов. Это единственный способ заставить их притормозить и обдумать свои действия. И выиграть для тебя немного времени, пока шумиха уляжется. – Он запустил пальцы в свою шевелюру. – Тоби, меня загнали в угол. Они давят на меня, чтобы я разрулил эту ситуацию. А я не хочу обижать тебя, честное слово, не хочу.

– Хочешь, чтобы я уволилась?

– Нет. Нет, я здесь не за этим.

– Так чего же ты от меня хочешь?

– Я подумал, может, тебе стоит взять отпуск на несколько недель. А за это время придет отчет из экспертизы. Я уверен, там будет сказано о естественных причинах. Это поможет Валленбергу выпутаться.

– И все обиды простятся.

– Надеюсь. У тебя все равно по графику отпуск в следующем месяце. Можешь взять его сейчас. Увеличим его недель до трех-четырех.

Некоторое время она провела в раздумьях, будто бы мысленно играла в домино. Действие влечет за собой результат, который приводит к следующему результату.

– Кто меня заменит?