Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После столь внезапного прекращения наших работ на Восточном валу мы предчувствовали, что должно произойти нечто особенное. Так оно и случилось, предчувствия нас не обманули. Сегодня мы узнали: мы будем освобождены от отбывания имперской трудовой повинности! Поначалу еще циркулировало много слухов относительно точной даты этого события. Но теперь нам ее сообщили: наше увольнение произойдет в период с 9 до 11 ноября.
Как мы все этому обрадовались! Наконец-то это тупое времяпрепровождение закончится! Как здорово, что трудовая повинность оказалась столь краткой и так быстро прошла! В нас вспыхнула надежда на то, что мы сможем чуть больше времени провести дома, прежде чем нас призовут на воинскую службу. С 15 ноября должен начаться первый набор в армию. Но дело не только в этом. Когда знаешь, насколько сейчас серьезно положение на фронте, то можно понять, что было бы неправильно позволить нам долго засиживаться дома. Возможно, что в армейской службе еще есть какой-то смысл, но здесь, в этой тупой имперской трудовой службе, его точно нет.
Честно сказать, я все же испытываю определенный страх перед будущим, когда думаю о том, что на следующий год я могу оказаться на фронте. Но я сражаюсь с этим сидящим во мне собачьим отродьем, пытаюсь преодолеть его другой, лучшей частью моего существа, тем радостным и бесстрашным «я», которому известно, что он победит. Так, например, я говорю сам себе: Руди Мюллер был всего лишь годом старше меня, но он уже пропал без вести или погиб, как и многие другие ребята из нашего села, пошедшие на эту войну. И чем я лучше их, что должен избежать такой судьбы?
Что же мне суждено? Я верю в то, что моя судьба предопределена высшими силами. То, как человек устраивает свою повседневную жизнь, — это его личное дело, и он должен быть за это ответственным. Но смерть предопределена Богом. И я не могу сдвинуть ее на более поздний срок.
Да, сейчас я много думаю о Боге и о смерти, поскольку теперь для меня должен начаться новый отрезок моей жизни, из которого не будет пути назад до тех пор, пока война не подойдет к концу.
И я знаю, что пройду через все, что мне предстоит, если буду помнить и повторять свой с детства знакомый лозунг: «Вперед с бодрым и радостным мужеством!»
В следующее воскресенье я снова буду дома. Когда я об этом думаю, у меня сердце радуется. Лелею надежду, что снова увижусь в Штольпе со своими одноклассниками и весело проведу с ними время. Вальтрауд сейчас нет дома, она занимается в Виткове в учебном хозяйстве.
На последней неделе нашей службы нас ждет усиленное обучение. Но это не может испугать старого морского волка (и бойца вспомогательной службы флота в отставке). Вряд ли нас будут так уж много доставать занятиями, поскольку нам еще надо привести в порядок все наши казенные вещи, которые мы будем сдавать. К тому же 9 ноября — праздничный день.[147]А еще нас затребовал Кляйст для помощи в уборке картофеля.
9 ноября 1944 г.
Все приготовлено для нашего увольнения. Большую часть, нашего обмундирования и снаряжения мы уже сдали. Ах, как превосходно мы себя после этого чувствовали! 13 ноября, также в понедельник, состоится наше увольнение. Я радовался при одной только мысли, что уже в воскресенье я смогу оказаться дома, но теперь оказалось, что нам придется задержаться еще на один день. Сегодня нам был вручен памятный знак «Трудовая служба» (в просторечье — орден «Слава Богу»). Несколько позже нам еще вышлют памятный знак «Оборонительный вал». Все это довольно забавно — за десять дней лесоповала и сучкования бревен заслужить «орден». Почти так же забавно, как носить знак старшего матроса вспомогательной службы флота и золотую нашивку. Остается только ввести еще памятный знак «Служба во вспомогательном составе» флота или авиации. А что, может дойти и до этого!
В эти последние дни мы несем службу только на различных складах, не служба, а сплошной отдых! Просто превосходно, что мы с таким настроением покидаем ее: это звучит просто сказкой, но нам осталось только три дня!!!
Сегодня, 9 ноября, у нас состоялось праздничное построение на строевом плацу. Командир говорил о семнадцати пунктах Вильсона,[148]затем поправился и назвал пару раз другие числа. Затем он осветил положение на фронтах, но настолько невнятно, что в наших рядах заволновались. Командир, разумеется, это заметил и принялся проделывать пальцами такие движения, как будто играл на пианино. Ах, да не стоит здесь больше так подробно расписывать это дурацкое предприятие. Потом оно еще будет являться мне в кошмарных снах. RAD — Reichsarbaitdienst — имперская трудовая повинность! Чем она была для меня? Муштровкой и холодным бараком, лесоповалом на Восточном валу, надраиванием лопат и винтовочными приемами с ними… А, к черту!
27 ноября 1944 г.
Ну вот я уже и солдат, то есть рядовой артиллерии, поскольку мое заявление о добровольном вступлении в армию было удовлетворено в соответствии с моим пожеланием. Я состою в расчете реактивного миномета, как я и написал в заявлении. Так что моя карьера успешно развивается: от рядового члена гитлерюгенда, черёз рядового вспомогательной службы флота, затем старшего помощника этой же службы, в промежутке — рабочего-строителя, и вот ее вершина: рядовой артиллерии!
Итак, 15 ноября мы были уволены из состава имперской трудовой службы. За нашим зеленым бараком мы трижды осенили себя крестным знамением, чтобы никогда больше не возвращаться сюда.
В понедельник я уже был дома. Здесь меня ждал еще один приятный сюрприз: дома был Герберт! По поводу его награждения Железным крестом 1-го класса он получил отпуск за доблесть в бою и новую серебряную нашивку. Очень большую!
Было чудесно снова увидеть его. Мы все, братья и сестры, наконец-то еще раз собрались все вместе под крышей родного дома. Поначалу не было только Вальтрауд. Поэтому я сначала хотел съездить к ней, но в моем военкомате мне сказали, что я вскоре могу быть призван в вермахт, и просили никуда не отлучаться. Поэтому мы быстро написали Вальтрауд обо всем, и уже в воскресенье она ответила нам: «Выезжаю».
Так что понедельник и вторник целиком и полностью стали нашими днями. В жертву семейному единству было принесено несколько кур, и мы все вместе снова собрались за большим обеденным столом. Мама и папа тоже были счастливы, хотя они и старались этого не показывать.