Вернемся к «Двум капитанам» – хотя вам еще неясно, что это за капитаны. Один – это капитан Татаринов. А второй...

«...И, читая этот прекрасный роман, я находил, что история Овода очень похожа на мою. Так же, как Овод, я был оклеветан, и любимая девушка отвернулась от него, как от меня. Мне представлялось, что мы встретимся через четырнадцать лет и она меня не узнает. Как Овод, я спрошу у нее, показывая на свой портрет:

– Кто это, осмелюсь я спросить?

– Это детский портрет того друга, о котором я вам говорила.

– Которого вы убили?

Она вздрогнет и узнает меня. Тогда я брошу ей все доказательства своей правоты и откажусь от нее. Но мало было надежды на такую встречу!»

Полкниги, я бы сказала, занято историей сложнейших перипетий его любви, тесно переплетенной с его же поисками экспедиции капитана Татаринова.

3

В книге много симпатичных, обаятельных людей – школьных и прочих приятелей Сани Григорьева.

Например, будущий биолог Валька Жуков, не вылезающий из зоопарка, – школьник, которого с интересом слушает профессор на обходе зверей. «И вдруг с каким-то веселым удивлением он хлопнул Вальку по плечу и заржал, совершенно как лошадь; все двинулись дальше, а Валька остался стоять с идиотским, восторженным видом. Вот тут-то я его и окликнул:

– Валя!

– А, это ты!

Никогда еще я не видел его в таком волнении. У него даже слезы стояли в глазах. Он растерянно улыбался.

– Что с тобой?

– А что?

– Ты плачешь?

– Что ты врешь! – отвечал Валька.

Он вытер кулаком глаза и радостно, глубоко вздохнул.

– Валька, что случилось?

– Ничего особенного. Я в последнее время занимался змеями, и мне удалось доказать одну интересную штуку.

– Какую штуку?

– Изменение крови у гадюк в зависимости от возраста.

Я посмотрел на него с изумлением. Плакать от радости, что кровь у гадюк меняется в зависимости от возраста? Это не доходило до моего сознания».

Как до кого-то не дойдет, наверно, как можно решиться обречь себя на исполненную огромных трудностей и постоянного риска жизнь полярного летчика.

А через сколько-то лет Саня встретит Вальку уже на севере – тот занимается разведением лисиц. И мальчик, которого Саня привел с собой, рассказывает ему потом, пораженный увиденным, что «они живут совершенно как люди. Там у них мертвый час, потом дети играют, а взрослые некоторые ходят в гости».

4

Саня поступает в летную школу. Кончает ее.

«Юность кончается в один день – и этот день не отметишь в календаре: "Сегодня окончилась моя юность". Она уходит незаметно – так незаметно, что с нею не успеваешь проститься. Только что ты был молодой и красивый, а смотришь – и пионер в трамвае уже говорит тебе: "Дяденька". И ты ловишь в темном трамвайном стекле свое отражение и думаешь с удивлением: "Да, дяденька!" Юность кончилась, а когда, какого числа, в котором часу? Неизвестно.

Саня Григорьев заканчивает одну летную школу, потом другую. Он становится полярным летчиком. Все его помыслы сосредоточены на одном. «Кто знает, может быть, и меня когда-нибудь назовут среди людей, которые могли бы говорить с капитаном Татариновым, как равные с равным?»

5

Но у Сани есть враг – еще со школы. Ромашов, Ромашка. Он тоже издавна любит Катю Татаринову и всю жизнь стремится помешать Сане Григорьеву.

Наступает 1941 год, и с ним приходит война.

Был воздушный бой, и Саня приказал своему экипажу прыгать с парашютами. А сам повел самолет на таран.

Потом, весь забинтованный, он едет в теплушке. И встречает Ромашку. «Он никогда не умел по-настоящему скрывать своих чувств, и теперь они стали проходить передо мной по порядку или, точнее, в полном беспорядке. Недоумение. Ужас, от которого задрожали губы. Снова недоумение. Разочарование.

– Позволь, но ты же убит! – пробормотал он».

И протягивает ему газету. «Возвращаясь с боевого задания, самолет, ведомый капитаном Григорьевым, был настигнут четырьмя истребителями противника... На объятой пламенем машине Григорьев успешно протаранил "Юнкерс"...»

...А потом санитарный эшелон, где оказались два врага, немцы обстреляли в упор.

«Я открыл глаза. Освещенный первыми лучами солнца туман лениво бродил между деревьями. У меня было мокрое лицо, мокрые руки. Ромашов сидел поодаль...»

Дальше разворачивается сцена, когда один человек хочет смерти другого.

« – Сейчас же верни оружие, болван! – сказал я спокойно.

Он промолчал.

– Ну!

– Ты все равно умрешь, – сказал он торопливо. – Тебе не нужно оружия.

– Умру я или нет, это уж мое дело. Но ты мне верни пистолет, если не хочешь попасть под полевой суд. Понятно?

Он стал коротко, быстро дышать.

– Какой там полевой суд! Мы одни, и никто ничего не узнает. В сущности, тебя уже давно нет. О том, что ты еще жив, ничего неизвестно.

Теперь он в упор смотрел на меня, и у него были очень странные глаза...

– Я остался, чтобы сказать, что ты мешал мне всегда и везде. Каждый день, каждый час! Ты мне надоел смертельно, безумно! Ты мне надоел тысячу лет!»

6

Вообще «Два капитана» – это настоящий приключенческий роман. Я упомянула лишь о сотой части того, что там происходит.

И по ходу дела решаются серьезнейшие нравственные проблемы, которых, как известно, в отроческом и в юном возрасте ничуть не меньше – если не больше, – чем в зрелом. Да вот хотя бы – границы возмездия? До какой границы имеем мы право идти, принося справедливое возмездие виновнику чьих-то бед?..

Каверин показывает, что человек всегда сам отвечает за свои поступки, добрые и злые, – на то и дана ему свобода воли. Всегда – за исключением тех ситуаций, когда свободу воли резко ограничивают – и человек уже не волен в своем выборе. Так в советское, особенно – сталинское время людей шантажировали на Лубянке и в многочисленных ее филиалах по всей стране жизнью близких: «Не дашь нужных нам лживых показаний – погибнут твои дети».

И еще – тот, кто не прочел вовремя девиз героев романа Каверина: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» – тот упустил в жизни важный момент, когда этот девиз входит в сам состав крови, становится стимулом действий. Это – заключительная строка поэмы английского поэта Теннисона. Но важно то, что она была вырезана на деревянном кресте, водруженном в память Р. Скотта, достигшего Южного полюса после Амундсена и погибшего на обратном пути.