– Ишь, ряху какую отъела в Москве! Небось икру ложками хаваешь? Ничего, у нас тут все по-простому. Будет на твою хитрую жопу хрен с винтом. Я тебя, сучку, прямо тут в лопухах разложу, узнаешь, кто тут мужик настоящий, а кто маменькин сынок…

Он взгромоздился на распластанную Ульяну сверху, придавив коленями ее руки. Задыхаясь от боли и злости, она брыкалась, тщетно пытаясь сбросить с себя эту тушу, но против ее семидесяти кило его сто двадцать были явными победителями. Сергей глумливо хохотнул и, схватив ее за подбородок скользкой пятерней, пообещал:

– Щас тебе будет вкусно. Щас ты узнаешь, чем мужики поганые бабские рты затыкают…

Удерживая ее лицо одной рукой, Сергей стал елозить другой в штанах, оттягивая резинку. Ульяна укусила его за палец, закричала, и тут же получила еще одну оплеуху. Ее взгляд на мгновение стал расфокусированным. Мир закачался, потеряв четкие грани, и только маячившее прямо перед лицом жирное, поросшее черными волосами пузо, надвигалось грозовой тучей на фоне бесконечного синего неба. Ульяна снова задергалась, пытаясь выдернуть руки, вдавленные в землю.

Тучу вдруг смело налетевшим ураганом. Дышать сразу стало легче. Ульяна, ничего не понимая, приподнялась, оперлась о локти и увидела, как теперь уже Сережа валяется на земле, вытирая грязной ладонью окровавленный нос. Над Сергеем стоял Лешка Митрофанов. Он бегло глянул на Ульяну и снова повернулся к Синичкину.

– Ты что, охренел? – взвыл Сергей, вытер нос и, посмотрев на свою перемазанную кровью руку, взвыл: – Ты мне нос сломал, козел!

В его трусливой ярости было что-то детское. На пухлощеком лице появилось обиженное выражение, а губы плаксиво затряслись. Сергей даже руку выставил вперед, дабы зрители могли полюбоваться спектаклем: вот кровь. Мальчику сделали бо-бо, но сейчас прилетит мамочка-орлица и загородит птенца широкими, до горизонта, крыльями.

На Митрофанова образ плачущего младенца не подействовал.

– Пасть закрой, – ласково посоветовал Алексей. – Или тебе для ума еще чуток добавить?

– Ну, ты нарвался, Леха, – прогундосил Сергей, прикрывая лицо рукой. – Я же тебя теперь…

Он попытался подняться, но Алексей толкнул его, и Сергей снова повалился в лопухи, сломав чахлую мальву.

– Чего – теперь? Ты внятно говори. Или ты только с бабами смелый?

Сергей нечленораздельно проворчал себе под нос что-то угрожающее, но высказываться напрямик не решился, отползая спиной к дому, как краб. Алексей проводил его тяжелым взглядом, а потом подошел к Ульяне.

– Встать можешь?

Она торопливо закивала, схватилась за его руку и, охнув, поднялась, стыдливо стянув на груди надорванную маечку. Лешка, обшарив взглядом ее фигуру на предмет ущерба, успокаивающе произнес:

– Ничего, ничего. Все нормально. Куда тебя отвезти? Домой?

Мысль, что она покажется дома в таком виде, была ужасающа. Если мать вернулась, она непременно начала бы причитать, Танька задавать вопросы, а потом, со своим неуемным языком, нести весть о нападении на сестру по городу. Ульяна помотала головой и торопливо сказала:

– Не нужно пока домой. Отвези куда-нибудь.

Только в машине, куда ее заботливо утрамбовал Митрофанов, Ульяна почувствовала, как отхлынула кипящая волна адреналина. Ее тут же затрясло. Вцепившись в плечи руками, она стиснула челюсти, но от этого не было никакого толку. Зубы выбивали дробную чечетку, пальцы, посиневшие от внезапно отхлынувшей крови, тоже тряслись. Алексей, бросив на нее взгляд, перегнулся через спинку и, вытянув с заднего сидения камуфляжную куртку, аккуратно прикрыл Ульяну, словно покрывалом. Она вцепилась в чужую одежду, словно в спасательный круг, чувствуя, как пуговицы впиваются в ладони.

Алексей не задал ни одного вопроса, и Ульяна тоже не спросила, куда они едут. От куртки пахло сигаретами, кислым запахом застарелого мужского пота и псиной, но почему-то эти запахи не казались неприятными. Наоборот, в них была некая стабильность, реальность, и на короткий миг старая куртка показалась Ульяне надежнее противотанковой брони.

Опустив голову, Ульяна осторожно понюхала воротник куртки.

Грубая материя пахла мужчиной.

Внутри не самого нового «лэндкрузера» тоже пахло приятно: кожей, сладким кокосом, дорогим мужским парфюмом и сигаретами. От Алексея веяло суровой уверенностью, и, украдкой посмотрев на его грубо вытесанный профиль, Ульяна вжалась в сидение, почувствовав себя невероятно, восхитительно беспомощной. Подобные ощущения в организме, превратившись в ватную конструкцию, ее посещали редко, и чтобы вот так вот потерять голову перед мужчиной, да еще знакомым чуть ли не с детства… глупость, глупость несусветная, наверняка замешанная на стрессе. Все же не каждый день на тебя нападают озабоченные толстопузы!

Машину подбрасывало на разбитом асфальте, и это не давало тягучему чувству сладкой истомы распространяться по всему телу, да и ехать, к счастью, было недалеко. Впрочем, в Юдино не было понятия «далеко», нелепо было даже утверждать такое.

Привез он ее к себе домой, и этому обстоятельству Ульяна нисколько не удивилась. Да и куда бы он ее повез, в самом деле? Пока Алексей отпирал ворота, Ульяна разглядывала добротный коттедж, выложенный стандартным рыжим кирпичом, которым облицовывали собственные дома более-менее зажиточные люди. В новом доме Митрофанова Ульяна никогда не была, и единственное, что понимала, так это что новый дом Алексей выстроил на месте старой ветхой избушки, в которой когда-то начинал совместную жизнь с Оксаной.

Новый дом явно еще нуждался в достройке, и, судя по разбросанному вокруг строительному мусору, именно это и происходило. Во дворе, в большом вольере из проволочной сетки радостно скакал громадный кавказец, повизгивая от счастья.

Не дожидаясь, пока Алексей закроет ворота и галантно откроет дверь, выпуская ее из машины, Ульяна вылезла сама, подумала и, подхватив пятнистую куртку, набросила ее на плечи. Все равно майка лопнула по шву, да и один рукав оказался почти оторван, а на боку, и наверняка спине, были пятна от травы и земли. Ульяна провела было рукой по волосам, но потом с гримасой омерзения посмотрела на грязную ладонь и оставила мысль привести себя в божеский вид прямо на улице. Собака лениво облаяла ее, а потом обратила все внимание на хозяина, который так и не подошел почесать и выпустить на свободу во двор, к такой лакомой гостье. Алексей загнал машину во двор и, мягко подтолкнув Ульяну, повел ее в дом.

По пути оба споткнулись о разбросанные по полу две пары кроссовок, громадных, разноцветных, со шнурками диких розовых и зеленых цветов, толстой рифленой подошвой. Алексей, пробурчав что-то нечленораздельное, пнул обувь и вошел в дом, заорав прямо с порога:

– Орлы, вы дома?

Из глубины дома, откуда доносился приглушенный вой, свист и что-то вроде взрывов, ломающимся баском нестройно ответили два голоса.

– Да!

– Проходи, – негромко сказал Алексей. – Там, похоже, очередная баталия. Не пойму я их, честное слово. Лето на дворе, а они в монитор глаза выпучат и весь день сидят. Мы вот все время на улице гоняли, помнишь?