Трудно сказать, что именно из списка прочел и усвоил Юрий Гагарин. Вполне может оказаться, что прочитал всё, – будущий космонавт, как мы помним, отличался обязательностью, помноженной на любознательность. Но воспринимал ли он их в том же ключе, что и составитель Максим Горький? Напрашивается положительный ответ, ведь нам из современности кажется, что советская идеология менялась мало, особенно в отношении дореволюционной литературы. Однако в действительности это не так, и рубежом, после которого кардинальные идеологические изменения стали неизбежны, была Великая Отечественная война. Кстати, а вы не задумывались, откуда взялся термин, который знаком нам с детства? Оказывается, в качестве пропагандистского клише словосочетание «отечественная война» появилось почти сразу – 22 июня 1941 года, после радиообращения наркома Вячеслава Михайловича Молотова; вошло в широкое употребление после радиообращения Иосифа Сталина 3 июля 1941 года, а официально было закреплено в мае 1942 года учреждением специального ордена. Историки сходятся на том, что хотя и Первую мировую войну иногда называли Великой Отечественной, возвращение подзабытого термина связано с войной 1812 года, о которой много писали во второй половине 1930-х годов. Тут тоже есть нюансы. Эпитет «отечественная» применительно к той войне первым использовал писатель-декабрист Фёдор Николаевич Глинка в 1816 году, причем он вкладывал в него не патриотический, а географический смысл (то есть «российская» война). Среди советских историков первенство принадлежит Евгению Викторовичу

Тарле, который ввел термин (теперь в патриотическом смысле) в книге «Нашествие Наполеона на Россию» (1938), а позднее использовал в контексте противостояния с Третьим рейхом: например, в статье «Война отечественная, война освободительная», опубликованной в газете «Известия» 6 июля 1941 года. Получается, что изменение историографической парадигмы, связанной с пересмотром основ советской идеологии, началось еще до войны с Германией.

Что же произошло? Почему потребовалось пересматривать идеологию, а вместе с ней историю и литературу? Ответ напрашивается: мировая революция, на которую рассчитывали большевики, откладывалась на неопределенный срок; фашизм оказался в глазах значительной части европейцев привлекательнее коммунизма; немецкий пролетариат, который считался в рамках прежних доктрин самым прогрессивным, вместо борьбы за светлое будущее поддержал построение нацистского государства; над СССР нависла угроза очередной войны, причем со всем миром сразу, – где было черпать идеи для единения и мобилизации советского общества в противостоянии с империалистами? Очевидно, в великодержавном патриотизме, являвшем беспримерный героизм русского народа со времен битвы на Чудском озере.

Особого накала апелляция к военным победам предков достигла, что логично, в первые месяцы Великой Отечественной войны. Исследователи отмечают рост количества публикаций, связанных с событиями 1812 года: переиздаются книги Тарле и других авторов, выходят совершенно новые, в которых рассказывается о забытых героях и полководцах, разгромивших Наполеона. Что характерно, во многих публикациях отдельно подчеркивалась благодетельность тактики Кутузова, решившегося на отступление и сдачу территорий, включая Москву. Как мы знаем сегодня, осенью 1941 года такой «кутузовский» сценарий был вполне реален.

В конечном итоге процесс добрался и до ревизии учебников, которые всё еще интерпретировали историю страны и литературы с устаревших позиций борьбы за мировую революцию. Интересное совпадение: именно в Саратове, куда был эвакуирован Ленинградский государственный университет (ЛГУ), его сотрудники – Григорий Александрович Гуковский и Владислав Евгеньевич Евгеньев-Максимов выпустили книгу «Любовь к родине в русской классической литературе» (1943), в которой задавался державно-патриотический тон. Жертвенность во имя России, а вовсе не ради победы мировой пролетарской революции, называлась в ней высшей добродетелью, которая превращала человека, к какому бы социальному классу он ни принадлежал, в подлинного героя. Обратите внимание, как говорит Юрий Гагарин о дворянах-офицерах из «Войны и мира». Если вы думаете, что такая интерпретация, без упоминания их эксплуататорской сущности, была возможна в начале 1930-х годов, то глубоко ошибаетесь.

В 1944 году политуправление Ленинградского фронта выпустило брошюру «Великие идеи патриотизма в творчестве русских классиков» майора Александра Григорьевича Дементьева, в будущем одного из авторов учебника по советской литературе для 10-го класса. В сравнительно небольшой работе Дементьев исчерпывающе охарактеризовал принципы, по которым в дальнейшем следовало оценивать дореволюционную литературу: «Патриотизм русских писателей – это не только чувство кровной связи с родиной, но и продуманное, вполне осознанное, цельное мировоззрение. Их патриотизм имел действенный характер, не удовлетворялся настоящим и был устремлен в будущее. ‹…› Русские писатели призывали к подвигу, к борьбе за лучшее и счастливое будущее родины».

После войны новые подходы получили развитие: советская литература объявлялась прямой наследницей русской классики, продолжающей патриотические традиции, а романтика революционного протеста трансформировалась в постулаты так называемого «освободительного движения»: борьбе с самодержавием придавались все атрибуты национально-освободительной войны с иностранными захватчиками. В творчестве каждого автора в обязательном порядке выделялась либо военная тема (прославление русского оружия), либо обличение порядка вещей в самодержавном государстве (с той точки зрения, что этот порядок мешал процветанию родины). Партийный литературовед Александр Михайлович Еголин, один из авторов учебника по литературе для 9-го класса, в книге «Освободительные и патриотические идеи русской литературы XIX века» (1946) писал: «Историческое прошлое подготовило расцвет русской культуры и определило ее характерные черты – народность, свободолюбие, человечность, отсутствие национальной ограниченности. В русской литературе и искусстве воплотилась вера в творческие силы народных масс и нашла отражение борьба за передовые идеалы человечества. Начиная с неизвестного по имени, но великого по таланту творца „Слова о полку Игореве“ все видные писатели России – пламенные патриоты».

В этом ключе писались послевоенные учебники. В этом же ключе преподавала литературу и Нина Васильевна Рузанова, уроки которой хорошо запомнились Юрию Гагарину и его однокурсникам. Она оставила книгу воспоминаний «Юность космонавта» (1986), благодаря чему мы сегодня имеем возможность узнать, как формировались идейные убеждения будущего космонавта. Процитирую некоторые характерные моменты:

«Мы приступили к теме урока „Художественная литература и ее значение в общественной жизни“.

Урок проходил в форме живой беседы. Гагарин, Порохня, Стешин и Шикин сразу же активно включились в обсуждение. Чаще других поднимал руку Юрий, просил: „Разрешите, я добавлю!“ На вопрос о воспитательной роли литературы Гагарин ответил так:

– Сами-то мы, Гагарины, из крестьян. Дорого нам всё, что написано о крестьянской доле. Помню, долго не мог уснуть, прочитав стихотворение Некрасова „Размышления у парадного подъезда“. Всё стояли перед глазами обездоленные крестьяне, которых не пустили в дом вельможи. А ведь они шли к нему из далеких деревень за помощью. – Гагарин помолчал немного и продолжил: – Да разве хотели помочь народу те, кто грабил бедняков, а сам, не зная горя, вел праздную жизнь?! Стихотворение учит тому, что не надо искать помощи угнетателей, необходима борьба. В этом воспитательный смысл произведения.