Когда птица летит в небе, чем дальше она улетает, тем менее отчетливой она становится. В конце концов мы полагаем, что она исчезла. Хотя в действительности мы лишь утратили из виду форму птицы, это не означает, что она исчезла насовсем, и ее больше не существует. Мы просто не видим ее, потому что она отлетела далеко от нас и стала едва заметной.

Мы не видим человека в мета-существовании, потому что его форма очень тускла и ее трудно заметить. Человек в этом состоянии может видеть нас так, словно он продолжает жить, но люди не догадываются об этом.

Когда те, кто совершил серьезные прегрешения, выходят в мета-существование, их форма по-прежнему видна. Люди замечают их и называют духами или призраками. И то, и другое существует. Если люди сильно привязаны к этому миру, их форма становится заметной.

Это напоминает изготовление лекарства из многих целебных трав. Если составляющие слабы, лекарство также будет слабым. Если травы сильные, лекарство будет сильным. По лекарству можно будет определить, какие травы в него входят. Слабое лекарство будет напоминать воду. Если оно подобно воде, люди не будут знать, что это лекарство, а будут видеть в нем простую воду.

В мета-существовании форма человека, отягощенного привязанностями, вполне заметна. Но если форма человека незаметна, словно воздух, мы не замечаем его. Мы не видим его, но он нас видит.

Поскольку я обладаю формой, меня можно видеть. Поскольку их форма прозрачна, я не могу их видеть. В Мин-и Цзи в качестве примера приводится зерно ячменя[94].

«Даже одно зернышко ячменя может дать побеги, но если рядом не окажется воды и земли, то хотя оно и обладает всем, что нужно для того, чтобы стать зрелым растением, оно никогда им не станет».

Когда сознание человека и объективный мир объединяются, рождаются мысли, которые, в свою очередь, рождают другие мысли. Из этих мыслей возникает и развивается физическая форма. Тело не является чем-то чуждым для нас, свалившимся с небес.

Начиная с единственной мысли, не имеющей начала, возникло все многообразие вещей. Если вы ищете начало вещей, вы не можете его найти, потому что исходная мысль появилась ниоткуда. Беспричинное рождение бесконечного многообразия вещей следует считать великой тайной.

Предположительно, как мастер боевых искусств, я не сражаюсь, чтобы приобрести или потерять, не озабочен силой или слабостью, не делаю ни одного шага вперед и не отступаю ни на один шаг назад. Враг не видит меня. Я не вижу врага. Проникая туда, где небо и земля еще не разделились, где инь и ян еще не возникли, я достигаю цели быстро и неотвратимо[95].

Предположительно используется, когда нечто точно не известно.

Еще одно значение первого иероглифа – «крышка». Так, если ящик накрыт крышкой, хотя мы и не знаем, что в нем находится, дав волю воображению, мы угадаем это в шести или семи случаях из десяти. Здесь также ничего точно не известно. Об этом можно только предполагать. Поэтому первый иероглиф обозначает на письме то, что точно не известно. Его используют, чтобы выглядеть скромнее и не навязывать своего мнения.

Мастер боевых искусств следует понимать буквально по смыслу иероглифов.

Я не сражаюсь, чтобы приобрести или потерять, не озабочен силой или слабостью означает отсутствие страстного стремления к победе и беспокойства по поводу поражения, а также равнодушие к силе и слабости.

Не делаю ни одного шага вперед и не отступаю ни на один шаг назад подразумевает отсутствие необходимости двигаться вперед или отходить назад.

Чтобы одержать победу, не нужно сходить с того места, где вы находитесь.

Слово меня в предложении «Враг не видит меня» указывает на мое Подлинное Я. Речь здесь не идет о моем видимом облике.

Люди легко замечают видимый облик. Редко кто из них может видеть Подлинное Я. Поэтому я говорю: «Враг не видит меня».

Я не вижу врага. Поскольку я чужд личностному видению[96], я не вижу мастерства видимой личности своего врага. Хотя я говорю: «Я не вижу врага», это не означает, что я не вижу врага у себя перед глазами. Уметь видеть одно и не видеть другого – вот самая суть мастерства.

Подлинное Я существовало до разделения неба и земли, до рождения отца и матери. Подлинное Я пребывает во мне, в птицах и зверях, в травах и деревьях, во всех феноменах. Именно это Подлинное Я называется природой Будды.

Это Я не имеет очертаний или формы, оно не рождается и не умирает. Вы не можете видеть его земными глазами. Лишь тот, кто достигает просветления, может его видеть. Говорят, что видевший его видел свою подлинную природу и стал Буддой.

Давным-давно Почитаемый Миром отправился в Снежные Горы[97] и, проведя шесть лет в страдании, достиг просветления. При этом он постиг свое Подлинное Я. Обычный человек не обладает столь сильной верой. Его настойчивости не хватает даже на два или три года. Но изучающие Путь должны быть прилежными двадцать четыре часа в сутки в течение десяти или двадцати лет. Они пробуждают в себе великую силу веры, внимают мудрым и навсегда забывают о враждебности и страдании. Подобно родителю, который потерял ребенка, они ни на мгновение не утрачивают решимости. Их мысли проникают глубоко. Они задают вопрос за вопросом.

В конце концов они достигают места, где буддийское учение и Закон уходят, а на их месте возникает Это.

Проникая туда, где небо и земля еще не разделились, где инь и ян еще не возникли, я достигаю цели быстро и неотвратимо означает направить свой взор в то место, которое существовало до разделения неба и земли, до возникновения инь и ян. Кроме того, речь здесь идет о том, что нужно не прибегать к мыслям и рассуждениям, а смотреть прямо вперед. Если поступать таким образом, великая цель вскоре будет достигнута.

Безупречный воин пользуется мечом, но не убивает других. Он использует меч, чтобы возвращать другим жизнь. Когда нужно убить, он убивает. Когда нужно возвращать к жизни, он возвращает к жизни. Убивая, он полностью сосредоточен; возвращая к жизни, он полностью сосредоточен. Не определяя, что хорошо, а что плохо, он видит хорошее и плохое. Не пытаясь проводить различия, он различает без затруднений. Ступать по воде для него все равно что идти по земле, а идти по земле для него все равно что ступать по воде. Он достиг этой свободы, и теперь никто в мире не смутит его. Во всем, что он делает, ему нет равных.