В то же время часть «западной» элиты, а также другие элитные группы, в «западный» проект не входящие, могут и понимать (возможно, путем внеэкономических методов анализа), что описанные выше планы обречены на провал, а XXI век будет веком сложного взаимодействия нескольких центров сил. И в такой ситуации главная задача большинства игроков, претендующих на свое место в рамках этой геополитической игры, — не допустить, чтобы один из них на начальной стадии не получил слишком большой ресурс. Иными словами, нельзя допустить, чтобы по итогам острой стадии кризиса кто-то из участников геополитической схватки оказался намного сильнее других.

Сценарий «западного» проекта, рассмотренный выше, не предполагает существования сильной России. Даже более того, возможно, не предполагает ее дальнейшего существования в принципе. И современная российская элита, либо напрямую поставленная «западом», либо находящаяся под давлением его ценностной базы, активно реализовывает эту задачу. Но неудача описанного выше сценария лишает эту элиту ресурсов для самостоятельного выживания, что ставит Россию перед прямой угрозой распада. В этом случае тот ресурс, который по базовому сценарию элиты «западного» проекта его конкуренты должны направить на сопротивление его доминированию, в реальности может быть пущен на захват построссийского «наследства». В частности, Китай почти наверняка использует его для осуществления контроля над Дальним Востоком и Сибирью.

Ни один из потенциальных игроков на мировой геополитической арене XXI века этого допустить не может, поскольку противостоять Китаю в этом случае будет почти невозможно. А значит, этим участникам мировой «игры» жизненно необходимо обеспечить за оставшийся срок возникновение в России национальной элиты и дать ей ресурс, за счет которого она сможет самостоятельно отбиться от притязаний внешних сил. Да, разумеется, по итогам кризиса это создаст дополнительный центр силы на планете, но, в конце концов, пять их или шесть — разница непринципиальная, чего нельзя сказать о ситуации, когда существует один центр силы. И нельзя исключать, что работа в этом отношении станет значимым фактором для России и всего мира в наступившем году, хотя подробнее об этом — в прогнозе для России.

Как писал Александр Сергеевич Пушкин, «чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». В приложении к экономическим (и прочим) прогнозам, эти слова классика можно интерпретировать так: чем сильнее автора волнует объект прогнозирования, тем менее точным прогноз выходит. Соответственно, анализировать свой собственный прогноз для России годовой давности куда менее приятно, чем для мировой экономики.

Собственно анализ современной российской ситуации, данный в прогнозе для России на 2007 год, и оценка состояния и взаимодействия элитных групп достаточно адекватны, изменять в них что-либо я не считаю необходимым. Может быть, их можно было бы дополнить некоторыми фактами из статьи, опубликованной уже во второй половине года. Кроме того, сегодня можно отметить несколько принципиальных обстоятельств, которые и привели к развитию событий, значительно отличающемуся от описанного в прогнозе, но об этом чуть ниже.

Чтобы не вдаваться в детали, отметим три основных ошибки текста годовой давности. Первая — он предполагал, что «силовики» сумеют предъявить некоторую единую идеологию, на базе которой они могли бы обосновать свои корпоративные претензии на власть в стране. Еще раз повторю, именно корпоративные, потому что каждый из них по отдельности вполне может считать себя частью общей элиты и рассчитывать на то, что как конкретный человек он в ней сохранится при любом развитии событий. Но этого не произошло.

Как и предполагалось в прогнозе, отсутствие внутрикорпоративного консенсуса привело к острым конфликтам, апогеем которых стали два события: арест генерала Бульбова с последующим письмом В. Черкесова в «Коммерсанте» и интервью некоего Шварцмана в том же «Коммерсанте». Такой уровень конфронтации продемонстрировал, что резко уходить из власти Путину никак нельзя — это может привести если не к гражданской войне, то к мощнейшему внутриэлитному столкновению, которое камня на камне не оставит от всей так называемой путинской стабильности.

Отметим, что хотя упомянутые события произошли уже осенью, сам конфликт, о чем Путину уж точно было известно, начался существенно раньше. Собственно, война силовых кланов шла всегда, это норма в любом государстве, но перед угрозой потери власти она могла бы на время и затихнуть, что я и предполагал в прогнозе. И ошибся.

В результате, неминуемой была и вторая ошибка: при таком развитии событий ни о каком назначении преемника премьером и речи быть не могло. Формализация достаточно сильной фигуры на позиции, при которой у нее появляются реальные рычаги власти, делала бы Путина реальной «хромой уткой» в американской терминологии. Иными словами, он не мог бы уже выполнять свои функции арбитра достаточно эффективно, потому что одна или несколько противоборствующих сторон могли бы обращаться к новой фигуре будущего президента, преемника. Что сразу же создало бы острое противостояние тех, кто ставит на «старого» президента, против тех, кто ставит на «нового».

Отметим, что на фоне и без того сложных отношений между президентом и председателем правительства в рамках действующей системы устройства государственной власти, при которой все реальные хозяйственные полномочия находятся у правительства, за очень короткий срок это привело бы к катастрофическому обострению противоречий внутри уже почти два президентских срока единой российской элиты. А если еще учесть, что структура правительства делает его непрозрачной для президента и его администрации, то степень этой конфронтации неминуемо перешла бы и в публичную сферу.

Отметим, что попытки создать структуру, которая могла бы от имени президента контролировать правительство, предпринимались неоднократно, один раз она даже увенчалась успехом (в 1997 — начале 1998 г.). Но тогда, весной 1998 года, совместными усилиями столь вредную в преддверии дефолта структуру «снесли» и больше не пытались ее восстановить, поскольку объективная информация представляла опасность для всех участников политического процесса. Что касается руководителей администрации, то свои частные проблемы они пытались решить за счет назначения в правительство на ключевые для них посты своих личных представителей.

Такой вариант, однако, не мог решить системную задачу адекватного взаимодействия президента (как главы государства, а не конкретного лица) и правительства, в результате чего постоянно создавались антипрезидентские альянсы правительства и Госдумы. Этим отличались и правительство Примакова, и правительство Касьянова, и правительство Фрадкова (последнее, правда, было политически более пассивным). Проблема в том, что Конституция 93 года не довела идею централизации до конца — не подчинила правительство непосредственно президенту, как это сделано в США.

Так что после того, как стало понятно, что новой идеологии (на базе которой только и возможно принятие внутрикорпоративного консенсуса «силовиков») не создано, стало невозможным и досрочное объявление преемника — третья ошибка прогноза. В то же время, сохранять правительство до президентских выборов тоже было невозможно — сильный премьер (а любой человек, занимающий этот пост достаточно длительное время, становится сильной политической фигурой, вне зависимости от своих личных качеств — достаточно вспомнить Касьянова) с учетом упомянутого отсутствия президентского контроля над правительством делает политические расклады мало контролируемыми.