С Гептаподом Б я наконец испытала совершенно чуждое ощущение: мои мысли стали обретать графическую кодировку. То и дело посреди рабочего дня со мной случалось на несколько мгновений нечто вроде транса, когда внутренний голос отказывался выражать мои мысли; вместо этого я видела внутренним взором семаграммы, прорастающие, как морозные узоры на стекле.

Когда я научилась свободно писать на Гептаподе Б, семаграфические конструкции стали появляться полностью сформированными, представляя даже самые сложные идеи. Мое мышление, однако, ничуть не ускорилось: вместо того чтобы устремляться вперед, разум созерцательно балансировал над уравновешенной симметрией, лежащей в основе семасиографии гептаподов.

Казалось, это нечто большее, чем просто язык, а развитые семаграммы были подобны мандалам: я впадала в медитативное состояние, выбирая такой путь, где посылки и выводы становились обратимыми, легко меняясь местами. Большая семаграмма не имела никакого предпочтительного направления, в котором соединялись бы ее отдельные части, в ней не было никакого «потока мысли», бегущего по определенному маршруту; все ее компоненты были одинаково приоритетны, все они были равноправны в акте рассуждения.

Представитель Госдепа по фамилии Хосснер подрядился просветить наших ученых касательно перспективных планов США в отношении гептаподов. Мы с Гэри явились в комнату для видеоконференций, чтобы послушать его лекцию; микрофон был отключен, и мы могли обмениваться мнениями, не прерывая мистера Хосснера. Пока мы старательно внимали, я начала всерьез беспокоиться, не повредит ли Гэри своему зрению, столь часто закатывая глаза.

— У них наверняка была веская причина, чтобы проделать такой путь до самой Земли, — сказал дипломат доносящимся из динамиков жестяным голосом. — Судя по всему, это не завоевание нашей планеты, благодарение небесам! Но что же тогда? И кто они? Разведчики? Антропологи? Миссионеры? Но в любом случае у нас должно быть нечто такое, что мы можем им предложить. Возможно, это права на разработку минералов в Солнечной системе. Возможно, антропологическая информация о нас самих. Возможно, право проводить религиозные церемонии для нашего населения. Пока мы не знаем, но ведь что-то же должно быть!

Поэтому моя точка зрения такова: даже если они прибыли сюда не для торговли, это не означает, что мы не можем заключить с ними торговую сделку. Нам просто нужно выяснить, с какой целью они прилетели и что у нас есть такое, чего они желают. Как только мы получим необходимую информацию, мы сразу же вступим с ними в деловые переговоры.

И я хотел бы специально подчеркнуть, что наши отношения с гептаподами не обязательно должны быть враждебными. Перед нами не та ситуация, когда любой выигрыш с нашей стороны означает для них проигрыш, и наоборот. Если обе стороны поведут себя корректно, то и мы, и гептаподы останемся с прибылью!

— Намекаешь на игру с ненулевой суммой? — вопросил Гэри с насмешливым изумлением. — Господи, помилуй и спаси.

— Игра с ненулевой суммой.

— Что-что? — Ты обернешься на полпути к своей комнате.

— Когда обе стороны выигрывают. Я только что вспомнила, это игра с ненулевой суммой.

— Вот оно! — Ты поспешно застучишь пальцем по клавиатуре ноутбука. — Спасибо, мама!

— Оказывается, я все-таки знала это, — скажу я. — После стольких лет жизни с твоим отцом что-то же должно было запечатлеться в моих мозгах.

— А я знала, что ты знаешь, — откликнешься ты; твои волосы нежно пахнут яблоком. И вдруг ты подтолкнешь меня, чисто по-приятельски: — Ты лучше всех, мама!

— Луиза?..

— Да?.. Извини, я отвлеклась. Ты что-то сказал?

— Я спросил, что ты думаешь о нашем мистере Хосснере.

— А можно, я вообще не буду о нем думать?

— Я уже пытался проделать такой трюк. Изо всех сил игнорировал правительство в надежде, что оно уберется подальше и оставит меня в покое. Ничего не вышло.

Наглядно доказывая правоту Гэри, Хосснер продолжал бубнить:

— Перед вами поставлена необычайно важная задача. Вы должны тщательно обдумать все, что вы узнали о гептаподах, и найти любую зацепку, которая способна нам помочь. Возможно, они как-то намекнули на цель своего визита? Или упомянули то, что для них имеет ценность?

— Подумать только, нам никогда не приходило в голову взглянуть на вещи в таком аспекте, — сказала я. — Но мы немедленно займемся этим, сэр!

— Самое печальное, что нам действительно придется этим заняться, — заметил Гэри.

— У кого есть вопросы? — осведомился Хосснер. Заговорил Бургхарт, лингвист с форт-уортского Зеркала.

— Мы спрашивали об этом гептаподов много раз. Они утверждают, что явились сюда в качестве наблюдателей и что информация для них не является значимой.

— Да, они постарались убедить нас, — сказал Хосснер. — Но подумайте сами, разве это может быть правдой? Известно, что гептаподы иногда прекращали общение на относительно краткие периоды времени. Возможно, это были тактические маневры с их стороны, и если мы с завтрашнего дня вдруг перестанем с ними разговаривать…

— Разбуди меня, если он случайно скажет что-нибудь интересное, — пробормотал Гэри.

— Я как раз хотела попросить тебя о том же самом!

В тот день, когда Гэри впервые объяснил мне принцип Ферма, он вскользь заметил, что почти любой закон физики может быть представлен в виде вариационного принципа. И тем не менее, когда люди думают о физических законах, они предпочитают их каузальную формулировку. Это мне понятно: физические атрибуты, которые для нас являются интуитивными (вроде кинетической энергии или ускорения), все как один выражают свойства объекта в некий данный момент времени. Что вполне закономерно приводит к хронологической, каузальной интерпретации событий: один момент неизбежно вытекает из другого, причины и следствия, переплетаясь, вступают в цепную реакцию, которая распространяется из прошлого в будущее.

Совсем иначе обстоят дела с теми физическими атрибутами, которые интуитивны для гептаподов (вроде «действия» и всяких прочих штучек, определяемых у нас через интегралы): они обретают значение только на временном интервале. Что столь же закономерно ведет к телеологической интерпретации событий: рассматривая полный набор происшествий, имеющих место в определенном периоде времени, наблюдатель распознает необходимое условие, которое требуется удовлетворить путем целенаправленной минимизации или максимизации. И он должен знать о начальном и конечном состоянии, чтобы правильно выбрать цель. Знать о всех следствиях прежде, чем возникнут их причины.

И это я тоже начинала понимать.

— Почему? — снова спросишь ты. Тебе будет всего три года.

— Потому что уже пора в постельку, — повторю я. К тому времени ты давно будешь выкупана и одета в чистую пижамку, но дальше мы с тобой не продвинемся ни на шаг.

— Но я не хочу спать! — заноешь ты, подбираясь к стеллажу с видеоэкраном. И разумеется, включишь его: это твоя новоизобретенная тактическая диверсия, отчаянный маневр против немедленного водворения под одеяло.