Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дождь перестал. Небольшие, возникшие экспромтом ручьи пересекали дорогу. Солнце, гигантский красный глаз, появилось из ниоткуда и стало быстро накаляться. На перекрестке я затормозила. Поглядела на себя в зеркальце и надела солнечные очки Крис. Отрепетировала свою речь. Сказала себе: ты не волнуешься. Напомнила, что все это не имеет значения. В конце концов, говорила я с сомнительной логикой, что может иметь значения, если ты уже мертв? Потом я снова поехала по дороге, свернув на указателе в Биллак.
На грязной площади перед церковью несколько пожилых мужчин затеяли игру в кегли. Я поставила «Рено» в тень под деревьями, подальше от них. На другой стороне дороги было Кафе де ла Плас. Двое шишковатых, мшистых старичка сидели за столиком снаружи и пили пива. Я села за соседний стол.
— Messieurs[87], - вежливо сказала я. Они кивнули. Я развернула стул так, чтобы удобнее было смотреть в окно. Кроме женщины за стойкой, читающей газету, и большой собаки, растянувшейся на полу, внутри никого не было. Я глянула на часы. Без десяти три. Немного погодя женщина, шаркая, направилась ко мне принять заказ. Собака поплелась за ней и тяжело плюхнулась на асфальт у моих ног. Я противно нервничала. Гладила собаку, пила апельсиновый сок и ждала. Подкатил потрепанный грузовик, шумно исторг выхлопные газы, из опущенного окна на всю площадь орала американская музыка в стиле «кантри». Три престарелых французских ковбоя в кожаных куртках и подкованных сапогах вперевалку направились через дорогу к кафе, потом двое из них затеяли оживленную беседу с женщиной за стойкой, а третий скармливал мелочь игорному аппарату.
Я допила апельсиновый сок. Без двух минут три. Жалко, что я не захватила никакого чтива. Или не растянула сок на подольше. Я ерзала на стуле. Двое старичков, сидевших по соседству, встали, пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Нет, наверное, места более пустынного, чем маленький французский городок в разгаре дня. Никто не шел мимо. Никто не проезжал. Наконец престарелые ковбои вернулись к своему грузовику и уехали так же шумно, как приехали. Взревел дрянной мотор, — и Старина Опри растаял в облаке пыли и тишины, как в кино. Само это предприятие было пропитано атмосферой киношной нереальности: женщина в шрамах ждет незнакомца знойным днем в чужом пустынном городишке. Хозяйка кафе вышла на улицу протереть столы. Я заказала ещё один апельсиновый сок. Было десять минут четвертого. На сей раз буду пить не торопясь, подумала я и сделала маленький глоток. И тут на площадь вырулила машина с английскими номерами и остановилась под деревьями рядом с «Рено». Я постаралась придать себе нормальный, неприметный вид. Нагнулась погладить собаку, чтобы спрятать лицо. Из машины вывалилась молодая семья и направилась в мою сторону. Непохоже, чтобы они имели что-нибудь общее с Крис. Им было жарко, они устали и ныли. Облегчение у меня быстро сменилось паникой: а вдруг они узнают меня по фотографиям в английских газетах! Я не поднимала головы, пока они не вышли из кафе и не перешли через улицу к своей машине. Уголком глаза я смотрела, как они отъезжают.
Вдруг за дорогой, на пыльной площади я уловила какое-то движение, не имеющее отношения к игре в кегли. Человек укрывался в тени дерева. Я поняла, что это он, поняла мгновенно. Наверное, он ждал в одной из припаркованных машин. Должно быть, он был там ещё до того, как я подъехала. Он был молод, около тридцати, длинные, светлые волосы, белая рубашка и льняные брюки. Он не шевелился, просто стоял там, под деревом, и наблюдал за кафе. Я притворилась, что от нечего делать смотрю на перекресток, а сама все время следила за ним. Он начинал злиться. Еще минута, и он сдастся, подумала я. Он посмотрел на часы. Я тайком бросила взгляд на свои: три двадцать пять. Он подождет до половины, решила я, а затем уйдет. И оказалась права. Он стоял, сунув руки в карманы, поддевая носком пыль, и вдруг пнул ногой дерево и пошел в густую тень, к машине, поставленной у стены церкви.
Уф, я вздохнула с облегчением. Но это мое облегчение было ложным и очень недолгим, потому что проблема была не разрешена, а только отложена на время. Я оставила на столике 20 франков и побежала через дорогу. Видимо, хотела остановить его, не дать сесть в машину и уехать, но опоздала. Он уже выруливал на улицу. Я, наверное, могла бы ещё остановить его, да смелости не хватило. Я стояла и беспомощно смотрела, как он едет в сторону указателя на Сен Жульен. Вполне можно было догнать его, но это же смех, да и только. Так разве что в кино поступают. С другой стороны, если я не поговорю с ним, то, скорее всего, он объявится в замке в поисках Крис.
Я помчалась к «Рено», завела двигатель и поехала через площадь. Разболелась голова. В воздухе витала тревога. Я опустела все стекла, чтобы устроить сквозняк, но прохладный ветер не попадал в машину, и я сидела в безвоздушном вакууме, как будто на голову надели стальной обруч. За городом на перекрестке я заметила его голубой «БМВ». Я решила, что это он, хотя мне не хватило ума обратить внимание на его номер. После перекрестка дорога петляла зигзагами, спускаясь к реке, и хотя я здорово отстала, на ленте асфальта впереди время от времени мелькала между деревьями голубая машина. Я почти догнала его, когда мы добрались до главного шоссе на Сен Жульен. И вдруг я глупо потеряла его из виду. Он обогнал фуру. Когда и мне наконец это удалось, между нами уже было две грузовых машины, несколько легковых и трактор. Я обогнала трактор и один из грузовиков, но слишком поздно: он был уже далеко впереди. Он мог оказаться на полпути к Фижеаку, пока я доползла до Сен Жульен. Медленно объехала площадь, разглядывая голубые машины в надежде, что он надумал здесь остановиться, но день был рыночный, и голубых машины было хоть пруд пруди: они стояли на улицах бампер к бамперу, они заполонили всю округу. Голова у меня уже раскалывалась от боли. Сквозь окно в крыше машины солнце било прямо мне в затылок, и я была вся мокрая от жары и волнений. Хотелось что-нибудь разбить. Не считая этого, я не знала, что делать. А что, собственно, можно было поделать? Ничего.
И я поехала домой.
Франсуаза несла вахту на воротах.
— Хорошо провела день? — крикнула она, когда я подъехала.
— Нормально.
— Твоя подруга надолго сюда приехала?
— Не знаю. Прости, у меня голова болит.
Она изо всех сил проявляла заботу. Настояла на том, чтобы позвать Tante Матильду, которая откинула мне волосы, чтобы пощупать лоб.
— Перегрелась, — сказала она. — Тебе нужно отдохнуть.
Они вдвоем помогли мне добраться до моей комнаты и согнали с кровати кошку. Откинули покрывало и закрыли занавески. Скорей бы они ушли. Отвалите, отставьте меня в покое, дайте подумать. Я стиснула зубы, чтобы эти слова случайно не выскочили из меня. Я проглотила их целиком, как змея глотает яйцо. Tante Матильда нашла мои обезболивающие таблетки и принесла минералки. Может, послать за врачом? спросила она. Тебя не тошнит? Нет. Просто оставьте меня в покое. Отстаньте.
Наконец, когда мои нервы были уже на пределе и вибрировали, готовые лопнуть, они решили, что могут уйти. Они страшно медленно и беззвучно ступали на цыпочках по дощатому полу. Полжизни потребовалось им, чтобы закрыть дверь. Мой единственный счастливый день казался теперь детской сказкой, одной из тех сказочек, которые призваны убедить малых деток, что несмотря на свидетельские показание очевидцев, жизнь полностью лишена опасностей. Вот тебе милая, простенькая штучка, говорит сказка, она поможет тебе попадать из одного дня в другой. Мы называем её реальностью. Смотри прямо на нее, не отрываясь, не задавая вопросов, и у тебя будет все в порядке.