– Хорошо, что со мной не было ни одной страницы Анналов, – сказала мне Сари. – Серые обыскивали нас на выходе. Одна женщина, Ванха, попыталась украсть маленькую серебряную масляную лампу. Завтра Джауль Барунданди подвергнет ее «наказанию». На это у него наверняка уйдет все утро.

– Интересно, знает ли об этих проделках Барунданди его начальник?

– Не думаю. А что?

– Мы могли бы подстроить так, чтобы об этом стало известно. И тогда его вышвырнут вон.

– Нет. Барунданди – дьявол, но мы его хорошо изучили. Честным человеком труднее манипулировать.

– Я его ненавижу.

– Согласна, он отвратительный. Власть, даже незначительная, портит людей. Но мы здесь не для того, чтобы заниматься реформированием Таглиоса, Дрема. Мы здесь, чтобы найти способ освободить Плененных. И беспокоить наших врагов, когда это не мешает осуществлению основной задачи. Сегодня мы сделали очень важное дело. Радиша просто раздавлена нашими посланиями.

Сари рассказала мне, что обнаружила. Потом и я поделилась с ней своей собственной маленькой победой.

– Сегодня я проникла в закрытый фонд. И нашла то, что, возможно, является оригиналом того тома Анналов, который спрятан во Дворце. В ужасном состоянии, но все цело и вполне читаемо. Может быть, там есть и другие тома. Пока что я ознакомилась только с частью закрытого фонда. Потом мне пришлось помочь Баладитаю найти его башмаки, чтобы внук мог отвести его домой.

Книга лежала прямо тут, на столе. Я с гордостью похлопала по ней ладонью. Сари спросила:

– Ее не хватятся?

– Надеюсь, что нет. Я заменила ее одним из заплесневелых томов, который мне не нужен.

Сари сжала мою руку.

– Хорошо. Хорошо. В последнее время дела пошли хорошо. Тобо, поищи-ка Гоблина. Мне нужно кое-что обсудить с ним.

– Пойду взгляну, что делают наши гости. Может, кто-нибудь из них уже созрел, чтобы посекретничать со мной.

Но, увы, только Лебедь интересовался мной в качестве слушательницы, хотя никаких секретов у него не было. Пусть по-своему, но он был так же неисправим, как Одноглазый, и все же его манера вести себя не задевала меня. В сердце своем Лебедь не был злым человеком. Как и многие другие, он стал жертвой обстоятельств и просто старался сохранить свою голову в бурном водовороте событий.

Дядюшка Дой был недоволен тем, как складывались его обстоятельства, хотя его и не посадили под замок.

– Мы, безусловно, сможем обойтись без этой книги, – сказала я ему. – Я даже сомневаюсь, что сумею прочесть ее. Больше всего меня волнует, чтобы она не попала снова в руки Обманников. На самом деле нам нужно то, что хранится у тебя в голове.

Ох, и упрям был старый Дой! Он явно еще не созрел для того, чтобы заключить с нами сделку или хотя бы рассматривать нас как союзников.

– Неужели все, что ты знаешь, умрет вместе с тобой? – спросила я, уже собираясь уходить. – И ты будешь последним нюень бао, который следовал Пути? Тай Дэй не сможет этого сделать, если так и останется навсегда под Сияющей Равниной.

Я понимала Доя лучше, чем он думал. Его проблема состояла не в конфликте с моральными принципами – это был вопрос нежелания подчиняться кому бы то ни было. Он хотел поступать исключительно по собственному разумению, не идти ни у кого на поводу.

Он станет доступнее, если я буду и дальше напоминать ему о том, что он смертен и не имеет ни сына, ни ученика. Нюень бао известны своим упрямством, но даже они не склонны приносить в жертву все свои надежды и мечты, если можно этого избежать.

Посетив Нарайяна, я напомнила ему, что не в наших интересах причинять ему вред. Другое дело – Дщерь Ночи. Мы сохраняем ей жизнь только потому, что рассчитываем на его сотрудничество с нами.

– Можешь еще поупрямиться – пока. У нас сейчас есть и другие дела, но как только мы с ними покончим, наш основной интерес сосредоточится на тебе. На том, чтобы развеять твои мечты.

Это было главное, на что я упирала в разговорах с нашими пленниками. Сделать так, чтобы под ударом оказались их надежды и мечты. Действуя таким образом, я могла заработать дурную репутацию в духе Душелова, Вдоводела, Грозотеня, Длиннотеня и сохраниться в памяти людей как Убийца Грез. Неплохо звучит, а?

Я предсталяла себе, как скольжу в ночи наподобие Мургена. Но, в отличие от него, тащу на себе огромный черный мешок, куда складываю мечты, украденные у тех, кто забылся беспокойным сном. Прямо как ракшаса прежних времен.

Дщерь Ночи даже глаз не подняла, когда я заглянула к ней. Она сидела в клетке, которую Бонх До Тран использовал для содержания крупных и смертельно опасных животных. Иногда леопардов, но по большей части тигров. Взрослый тигр-самец очень высоко ценится у аптекарей. Дщерь Ночи была закована в кандалы. С леопардами и тиграми мы таких мер предосторожности не принимали.

Вдобавок, в еду ей добавляли немного опиума и беладонны. Никто не хотел совершить роковую ошибку, недооценив ее потенциал. Из-за плеча у Дщери Ночи выглядывала ее богиня.

Разум подсказывал мне, что нужно убить ее прямо сейчас, пока Кина не проснулась. Тогда до конца своих дней я смогу не беспокоиться о конце света. Сменится несколько поколений, прежде чем темная богиня создаст новую Дщерь Ночи.

Одновременно разум подсказывал мне, что, если девушка умрет, Плененные до конца своих дней могут остаться в пещерах под Сияющей Равниной.

Разум подсказал мне и еще кое-что, после того, как я некоторое время разглядывала ее. Она не просто игнорировала меня. Она не знала, что я здесь. Ее сознание витало где-то совершенно в другом месте. Что настораживало и даже пугало. А вдруг Кина смогла высвободить ее дух? Тем же способом, как это происходило с Мургеном…

Господин Сантараксита задержался около меня.

– Очень хорошо, что ты позаботился вчера о Баладитае, Дораби. Я так увлекся на собрании бхадралока, что совсем позабыл о нем. Но будь осторожен, а не то его внук постарается спихнуть тебе старика, чтобы ты отводил его домой. Он уже пытался проделать этот фокус со мной.

Я не смотрела ему в глаза, хотя мне очень хотелось увидеть их выражение. В его голосе ощущалось напряжение, свидетельствующее о том, что на уме у него что-то было. Но я уже и так позволила себе слишком много вольностей в качестве Дораби. Нет, этот малый не стал бы глядеть прямо в глаза человеку, принадлежащему к жреческой касте.

– Но я ничего особенного не сделал, господин. Разве нас не учили уважать старших и помогать им? Если мы не будем поступать так в молодости, кто будет уважать и помогать нам, когда мы сами состаримся?

– В самом деле. Однако ты продолжаешь изумлять и интриговать меня, Дораби.

Почувствовав неловкость, я попыталась сменить тему разговора: