Очаровательная молодая женщина, чуть выше среднего роста с пышной, вопреки современной моде, прической. Её глаза просто притягивали к себе взгляд, а в уголках губ таилась улыбка. Уже успевший стать весьма популярным комплект из строгой «американской» блузки и юбки был пошит, как видно, из дорогого материала в перворазрядном ателье и не скрывал, а скорее выгодно подчеркивал достоинства фигуры. Бант блузы украшала серебряная брошь со сканью, а небольшие серёжки с янтарем завершали ансамбль. Пётр Всеславович, выдержав театральную паузу, представил «будущих супругов» друг другу…

В общем, через месяц семья Водкиных въехала в свой новый дом в Царском Селе. Сопровождал «молодожёнов» унтер-офицер Иванов, который по возрасту вполне мог сыграть роль увечного отставника, взятого на содержание сердобольным бывшим полковым зауряд-врачом. А то, что сей совершенно седой отставник далеко не гренадерского роста отменно владеет приёмами джиу-джитсу, без промаха стреляет и способен пальцами согнуть медный пятак, было известно лишь очень узкому кругу заинтересованных лиц.

Постепенно жизнь на новом месте налаживалась. Елена Александровна прекрасно управлялась в аптеке, на стене которой висела большая фотография Антонины Болеславовны Лесневской, весьма известной и влиятельной дамы, возглавлявшей женскую фармацевтическую школу, которая, впрочем, уже успела повысить свой статус до института. Евстафий Иванович по рекомендации подполковника открыл небольшой кабинет физиотерапии, помня слова Воронцова о том, что обилие всевозможных электрических приборов – идеальное место для хранения рации.

Его рабочее место украшал портрет, на котором легко можно было узнать его императорское высочество принца Ольденбургского в бытность еще генерал-майором во время русско-турецкой войны. Наличие данного портрета в совокупности с видавшим виды солдатским Георгием и новеньким Владимиром с мечами на сюртуке господина Водкина тонко, но абсолютно прозрачно указывали на личное знакомство отставного военного медика с самим принцем.

Жизнь стала входить в размеренную колею, супруги принимали гостей и сами делали ответные визиты… В целом царскосельское общество приняло Водкиных достаточно благожелательно, хотя и не обошлось без некоторых пересудов местных сплетниц, которые, увы, есть всегда и везде. Были попытки посудачить по поводу «неравного брака», тем паче, что подобно персонажу картины Пукирева, Евстафий Иванович был обладателем ордена святого Владимира, да и разница в возрасте супругов была, как говорится, налицо. Но сплетни быстро сошли на нет. То, что мужья в России были, как правило, старше жен, считалось общепринятым. Да и война внесла свои коррективы, тысячи молодых мужчин пали на поле брани или попали в плен. Так что в пересудах «кумушек» чувствовалась скорее зависть к тому, что эта «далеко не девица» сумела урвать свой кусочек женского счастья…

Окончательная черта в пересудах была подведена, когда сеансы физиотерапии, проводимые доктором, сумели существенно поправить здоровье председателя Приходского попечительного совета протоиерея Афанасия Беляева, который помимо всего прочего был ещё и духовником семьи императора Николая II, а также остановили процесс потери волос у директора реального училища статского советника Эраста Платоновича Цытовича, который когда-то преподавал физику великим княжнам Ольге и Татьяне Николаевнам. Помимо этого ряд высокопоставленных местных дам полностью излечились от мигрени благодаря растительным препаратам, широкий выбор которых был в аптеке у Елены Александровны, но, самое главное, как весьма точно говорит старинная турецкая пословица, – «Без мудреца и врача не проживешь», никто не пожелает иметь врагом медика…

Главная же задача, которая была поставлена перед Евстафием Ивановичем, состояла в немедленной передаче по рации известия, если в Александровском дворце произойдут нежелательные события: от резкого ухудшения здоровья императора и цесаревича до бунта царскосельских полков. Сама рация была надёжно спрятана среди разнообразной аппаратуры для физиотерапии, этим же объяснялось наличие электрического распределительного щита и периодические визиты техников, осуществляющих профилактику. Антенну замаскировать было значительно труднее. Но выход подсказал лично академик Павлов – доктор должен был объявить себя последователем методов использования электромагнетизма в садоводстве, подробно описанных в книге «Electro Cultur» финского ученого Селима Лемстрема, а затем развитых сэром Оливером Лоджем. В итоге над небольшим садиком в доме Водкиных была растянута сеть проводов на изоляторах, крепившихся на высоких столбах. А Евстафий Иванович открыто обещал осенью этого года удивить всех соседей невиданным урожаем яблок и груш, а также их неземным вкусом. Среди этих декораций антенна рации была совершенно незаметна согласно хорошо известному принципу «если хочешь спрятать дерево, то спрячь его в лесу»…

Об этом же пару раз говорили и лукаво улыбающийся при этом Павлов, и регулярно заезжающий Келлер: «Хорошая жена, хороший дом… Что ещё надо человеку, чтобы встретить старость?!» Доктор уже привык жить тихой и размеренной жизнью обывателя, но никогда не забывал, для чего в действительности он здесь…

Во все времена истинно русские люди любили и умели вкусно и основательно покушать. Россия, коей заслуженно перешло наименование «Третий Рим», волей провидения стоявшая между Западом и Востоком, сумела воспринять и сделать своим достоянием всё лучшее, в том числе и кулинарные изыски своих ближних и дальних соседей. В произведениях русских писателей и поэтов звучали настоящие оды, дифирамбы и панегирики, воспевающие гастрономические шедевры разных стран и народов. Ну как не вспомнить Александра Сергеевича Пушкина? Гений великого поэта, помноженный на семейные традиции (его двоюродный дед Петр Абрамович Ганнибал лично сочинил для дома кулинарное руководство), подарил нам эти строки:

или

Подданные Российской империи века XX оказались достойными учениками Пушкина. Антон Павлович Чехов устами своего персонажа так описал процесс закусывания водки: «Водку тоже хорошо икрой закусывать. Только как? С умом надо… Взять икры паюсной четвёрку, две луковочки зелёного лучку, прованского масла, смешать всё это и, знаешь, этак… поверх всего – лимончиком. Смерть! От одного аромата угоришь».

К началу лета тысяча девятьсот четырнадцатого года в одной только столице империи было около трёх тысяч ресторанов, кафе, трактиров, столовых, кухмистерских, а также – новомодных буфетов при кинематографах. Они гостеприимно принимали обладателей портмоне и кошельков любой толщины и наполненности. Имея в кармане полтинник, какой-нибудь извозчик мог побаловать себя водочкой, закусить и запить всё это пивом. Пятьдесят рублей позволяли своему хозяину посетить Кюба, где, посмаковав коньяк и вкусив устриц под шабли, постепенно перейти к более основательным блюдам в виде фирменных котлеток и гурьевской каши, заканчивая эту «скромную трапезу» отменным кофием.