Великой Отечественной войны. 3) XIX съезд партии. Решения об изменении в уставе…

19 мая

В связи с идеей поработать летом в пионерлагере досрочно сдавал зачёты и экзамены. А контрольные работы по английскому делал в трёх вариантах: за себя, за Артёма Аганбегяна и Виктора Арутюняна, и странно: получал разные оценки. Очевидно, важен был не сам язык, а его носитель. Наши армяне были слабаками в области знаний.

31 мая

Один из последних зачётов по муторному для меня предмету: механизация бухгалтерского учёта. Какие-то машинные системы, типа СДУ-138, о которых я понятия не имею никакого. Королёв спросил на зачёте, что нужно сделать, чтобы получить такие-то данные. Я уверенно ответил: «Нужно нажать соответствующую клавишу»… Глаза преподавателя округлились от краткости ответа, и он, не приходя в сознание, поставил мне зачёт. И такое было…

1 июня

Читал подборку стихов Константина Симонова и натолкнулся на строки:

Мы называем женщину женой

За то, что так несчастливо случилось,

За то, что мы тому, что под рукой,

Простясь с мечтой, легко сдались на милость.

За нехотя прожитые года,

За общий дом, где вместе мы скучали,

Зовём женой за то, что никогда

Её себе в любовницы не взяли…

Прочитал и вздрогнул – это о ком написал Симонов? – это уже я спрашиваю в 2018 году. Тогда, в 1955-м, я только помыслил, но вслух ни сказать, ни написать не мог о том, как точно и как верно…

Пионерское лето: 5 июня – 26 августа

15 июня

Писать некогда: мотаюсь между экзаменами в институте и пионерлагерем завода им. Молотова. Станция Белые Столбы, деревня Шебанцево, 57 км. Кормят на убой. Я – педагог во втором отряде (вожатая Зоя Малютина). Дети в основном 1945 года рождения. Работа интересная, живая. Спортивные игры, прогулки в лес и т. д. И надо держать всю эту массу в каком-то порядке с помощью окриков и свистка (выдан и такой)… И приходится читать детские книги – Гайдар, Сотник, Носов… И урывками для себя Блока.

1 июля

Приехал из лагеря – первая смена кончилась, пересменка, 3 июля – обратно. В пионерлагере пришлось читать детям детские книжки, а приехал и набросился на настоящие книги и в дневник переписывал строки Лермонтова из поэмы «Монго».

Порою рассуждал он смело,

Но чаще и не рассуждал…

И с упоением заносил в дневниковую тетрадь понравившиеся строки Александра Блока:

Что же делать, если обманула

Та мечта, как всякая мечта,

И что жизнь безжалостно стегнула

Грубою верёвкою кнута?

Блок – это нечто! «А в небе, ко всему приученный, / Бессмысленно кривился диск».

Ну, а в лагере я выпускал газету «Наше лето» и писал в ней всякие шуточные строки. А главное, мы сошлись с Сашей Стрижевым (1934) и в свободные минуты и часы говорили о поэзии. Горячо и задорно, высказывая порой парадоксальные суждения. И читали друг другу стихи. Саша удивил строчками своего приятеля Генриха Овидина:

В нашей юности кудлатой

Не проглянет неба синь.

Деньги не гребём лопатой,

Всюду мель – куда ни кинь…

И ещё посвящали друг другу стихи. Я – Саше:

Дайте руку, Александр Стрижев!

Может, обращенье тривиально.

Наплевать на скудость этих слов,

Было б только чувство не банально…

А Стриж в ответ:

Юрий Николаевич, мне приснилась радость

В светлом одеяньи нынешнего дня…

А даже о будущей жизни с надеждой, что она «не пленит своею пустотою…»:

Лишь газетной одури отметая строки,

Мы пройдём через миры вдвоём,

Заглушая ненависть, горе и пороки,

Очищая жизни грязный водоём…

Студенческие дружбы, на дистанции ноздря в ноздрю – нет первых и нет последних. Нет зависти и нет ревности. Это всё придёт потом, позднее (это уже «размышлизм» от 1 октября 2018 г.).

30 июля

Пересменок после второго «тайма». Посмотрел в зеркало: подзагорел, встал на весы – 62 кг. Получил вторую зарплату – 289 рублей.

28 августа

По Агнивцеву: «Она поправила причёску и прошептала: „Вот и всё!“» Кончился пионерлагерь, кончилась работа, я в Москве. Кончилось и лето. Дует прохладный ветер, и золотая ржавчина листьев выделяется на общем зелёном фоне… Успел перечитать «Клима Самгина»… Написал несколько стихотворений, в том числе «Импровизацию»:

Подступает мглистый, неизвестный вечер,

Вечер Синей дамы и её пажа…

Что означает сия импровизация? Смятение духа в какой-то определённый момент… Весь август находился в очаровании строк Вальтера Скотта (в переводе Багрицкого):

И смерть есть прах, и жизнь есть прах,

Но мой закон – любить.

И я в лесах, хочу в лесах

Вдвоём с Эдвином жить…

1 сентября

С Игорем провели весь день. Обедали в шашлычной с вином, потом были в парке Горького и пили прекрасное пильзенское пиво. Играли даже в шахматы. Но было и дело: Игорь предложил сделать передачу для радио. Что ж, дерзнём!..

3 сентября

Встретил Андрея Тарковского. Учится в Институте кинематографии, на режиссёрском. Счастливец… А я – будущий непонятный экономист-бухгалтер. И упиваюсь «Портретом Дориана Грея» Оскара Уайльда. «Люди не эгоистичные всегда бесцветны. В них не хватает индивидуальности», «Форма – это всё. Это тайна жизни. Найдите выражение для вашей печали, и она станет вам дорога. Найдите выражение для вашей радости, и экстаз её усилится».

5 сентября

Писателем я буду обязательно, в этом смысл моей жизни. Но не сейчас, а когда под ногами будет твёрдая почва… А пока я занимаюсь какими-то философскими упражнениями: читаю, что-то нахожу, выписываю. Теоретически подковываюсь… «Я отыскал сокровище на дне – / Глухое серебро таинственного груза…» (Эдуард Багрицкий).

Ремарка. Первая книга вышла в 1993-м, когда мне был 61 год. А в 1955-м потоком шли стихи, какие-то рассказы, философские рассуждения, – заготовки.

7 сентября

Настроение адское, вновь издёрган и измотан, и как будто не было пионерского отдыха. Раздражает всё: детский плач, невымытая грязная посуда и т. д. по длинному списку. И только 3-й курс института. Крайняя неудовлетворённость и жажда чего-то иного, чего точно, и сам не знаю… Успокаивался, переписывая в дневник стихи Эдуарда Багрицкого: