Возьмем в качестве примера механизм, посредством которого дети учатся понимать разницу между добром и злом{29}. Многие психологи убеждены, что совесть формируется у детей в тот момент, когда они совершают какой-либо проступок, а взрослые делают им замечание по этому поводу. Порицание со стороны людей, которые заботятся о ребенке, вызывает у него беспокойство, а поскольку это неприятное чувство, в дальнейшем он старается избегать асоциального поведения. Так ребенок усваивает правила поведения своих родителей, а в основе этого процесса лежит беспокойство.

Но что, если некоторые дети меньше предрасположены к беспокойству, чем другие — как, например, дети с чрезвычайно низким уровнем реактивности? В большинстве случаев лучший способ привить им какие-либо ценности заключается в том, чтобы стать для них примером для подражания и направить их бесстрашие в позитивное русло. Низкореактивный ребенок, играющий в хоккейной команде, пользуется уважением со стороны сверстников, если использует против соперников такой разрешенный прием, как толчок плечом. Но если он заходит слишком далеко — например, играет против соперника локтем или идет на сильное столкновение с ним, — то оказывается на штрафной скамье. Со временем он научится более благоразумно применять свою склонность к риску и уверенность в себе.

А теперь представьте, что тот же ребенок растет в неблагоприятной среде, где практически нет организованных занятий спортом или других созидательных каналов, посредством которых он мог бы дать выход своей храбрости. В таком случае ребенок вполне способен пойти на правонарушения. Психологи, придерживающиеся этой точки зрения, считают, что некоторые дети из неблагополучных семей, которые вступают в конфликт с законом, страдают не столько от бедности или отсутствия заботы со стороны родителей, сколько от того, что их храбрость и бурный темперамент не находят позитивного выхода — и в этом их трагедия{30}.

Судьба большинства высокореактивных детей тоже находится под влиянием окружающего мира — возможно, даже в большей степени, чем судьба обычных детей. Во всяком случае так утверждает новая теория, которую Дэвид Доббс назвал теорией орхидеи в своей замечательной статье, опубликованной в журнале Atlantic{31}. Согласно этой теории многие дети похожи на одуванчики: они способны выжить практически в любой среде. Но есть дети (в частности, дети с высоким уровнем реактивности, которых изучал Джером Каган), больше напоминающие орхидеи: они могут быстро увянуть, но в благоприятных условиях становятся сильными и прекрасными цветами.

Активный сторонник этой теории Джей Белски, профессор психологии Лондонского университета, специализирующийся на развитии детей, считает, что из-за высокой реактивности нервной системы детские невзгоды быстро наносят таким детям непоправимый вред. В более благоприятной среде они могут извлечь больше пользы для себя, чем другие дети. Другими словами, любой опыт (как позитивный, так и негативный) оказывает на детей-орхидей более сильное влияние.

Ученым известно о том, что высокореактивный темперамент сопряжен с определенными факторами риска. Дети с подобным темпераментом особенно уязвимы перед такими проблемами, как напряженность между родителями, смерть одного из них или насилие. Их реакция на травматические события чаще, чем у сверстников, выражается в форме депрессии, тревоги и застенчивости{32}. В действительности примерно четверть высокореактивных детей, с которыми работал Джером Каган, в той или иной степени страдает социальной фобией — хронической формой застенчивости, ограничивающей возможности ребенка{33}.

До недавнего времени ученые не осознавали, что у этих факторов риска есть и положительный аспект. Иначе говоря, чувствительность и сильные качества идут рука об руку. Как показывают исследования, высокореактивные дети, которые окружены родительской заботой, посещают хорошие дошкольные учреждения и живут в благоприятной домашней обстановке, меньше подвержены эмоциональным проблемам и имеют более развитые навыки общения, чем их ровесники с низкореактивным темпераментом{34}. Как правило, они очень чуткие, заботливые и отзывчивые и способны эффективно взаимодействовать с другими детьми. Этих добрых, совестливых детей расстраивает жестокость, несправедливость и безответственность{35}. По словам Джея Белски, такие дети не обязательно становятся президентами классов или звездами школьного театра, хотя бывает и такое: «Для одних это означает возможность стать лидером класса. У других выражается в виде успехов в учебе или симпатии со стороны окружающих»{36}.

Положительные стороны высокореактивного темперамента описаны в ходе захватывающего исследования, ценность которого ученые только сейчас начинают осознавать в полной мере. Один из самых интересных выводов, упоминаемый в статье Дэвида Доббса в журнале Atlantic, был сделан на основании наблюдений за жизнью макак-резус — вида, ДНК которого на 95 процентов совпадает с ДНК человека, а сложная социальная организация напоминает нашу социальную организацию{37}.

У этих обезьян, как и у человека, ген-транспортер серотонина (SERT), или ген 5-HTTLPR, помогает регулировать выработку серотонина — нейротрансмиттера, формирующего настроение. Считается, что один вариант, или аллель этого гена (называемая иногда «короткой аллелью»), связан с высокой реактивностью и интроверсией, а также с повышенным риском возникновения депрессии у людей, ведущих трудную жизнь{38}. Когда детеныши обезьян с такой аллелью подвергались стрессу (во время одного из экспериментов их отняли у матерей и воспитывали как сирот), они не так эффективно вырабатывали серотонин (а это и есть фактор риска в плане возникновения депрессии и тревоги), как детеныши с длинной аллелью, попавшие в такие же неблагоприятные условия. Однако детеныши с таким же генетическим профилем, которых воспитывали заботливые матери, так же хорошо и даже лучше, чем их собратья с длинной аллелью (даже росшие в таких же благоприятных условиях), справлялись с главными социальными задачами, такими как поиск партнеров по играм, заключение союзов и урегулирование конфликтов. Во многих случаях они становились лидерами своих групп. Кроме того, более эффективно вырабатывали серотонин.

Стивен Суоми (ученый, проводивший эти исследования) считает, что высокореактивные обезьяны обязаны своим успехом тому, что проводили очень много времени, наблюдая за окружающей средой, а не участвуя в жизни группы, что позволило им усвоить законы социальной динамики на более глубоком уровне{39}. (Эта теория может показаться вполне обоснованной тем родителям, высокореактивные дети которых наблюдают за группой своих сверстников издалека, порой на протяжении недель или даже месяцев, и только потом начинают постепенно входить в группу, делая это вполне успешно.)

В ходе исследований, проведенных с участием людей, было установлено, что в неблагоприятной семейной обстановке девочки с короткой аллелью гена SERT на 20 процентов более подвержены депрессиям по сравнению с девочками с длинной аллелью, но они же на 25 процентов меньше подвержены депрессиям, если растут в стабильных семьях. Взрослые с короткой аллелью этого гена больше других были склонны впадать в состояние тревоги по вечерам, если у них был трудный день, но в спокойные дни волновались меньше{40}. Высокореактивные четырехлетние дети чаще других демонстрируют просоциальную реакцию, сталкиваясь с моральными дилеммами, но это различие сохраняется у них до пяти лет только в случае, если матери мягко, но не жестко призывают их к дисциплине{41}. Высокореактивные дети, воспитанные в благоприятной среде, более других детей устойчивы к обычным простудам и другим респираторным заболеваниям, но заболевают быстрее, если живут в неблагоприятных условиях{42}. Кроме того, дети с короткой аллелью гена SERT лучше справляются с разнообразными когнитивными задачами{43}.