Слушаю внимательно.

Когда Бронтису было семь лет, он снялся в моем фильме «Крот». Надо сказать, что его мать, Бернадетт, никогда не жила со мной. Когда мы его зачали, я думал, что я бесплоден. Мой отец ненавидел своего отца и никогда не подписывался «Ходоровски». В общем, отец не хотел продолжения рода и тонко внушил мне, что у меня никогда не будет детей и я буду последним Ходоровским.

Однажды актриса, с которой я работал, сказала, что уверена в моей вирильности, на что я ей ответил, что мне на роду не написано стать отцом. В итоге у нас завязались интимные отношения, и какое-то время спустя она объявила, что беременна от меня. Я верил ей и, узнав, что у меня будет ребенок, испытал некое подобие личной революции, как внутренней, так и внешней. Женщина, с которой я жил, ушла, и я остался один на один с этой ответственностью, к которой был абсолютно не готов.

Я принял скорое появление в моей жизни ребенка (для меня аборт неприемлем), но чувствовал себя не в своей тарелке, находясь в состоянии, совершенно отличном от того, которое должен испытывать отец. Кроме того, я был беден и не мог оказать финансовую помощь ребенку и его матери. Поэтому, когда Бронтис родился, я смог подарить ему только плюшевого мишку. Некоторое время спустя мать Бронтиса уехала работать в Европу и увезла сына с собой. Через шесть или семь лет у меня произошел сильный кризис сознания, и я вновь восстановил контакт с матерью моего ребенка, сказав, что сейчас у меня есть определенные средства и что, если она хочет, может отправить Бронтиса ко мне. Мальчик приехал с плюшевым мишкой и фотографией своей матери. Тогда я решил снять его в «Кроте». Фильм начинается так: я приближаюсь вместе с ребенком, играя на флейте, и говорю ему торжественно: «Тебе уже исполнилось семь лет, теперь ты стал мужчиной. Закопай свою первую игрушку и фотографию своей матери». Мальчик послушно закапывает в песок медведя, кладет в яму фотографию, и мы уходим.

Спустя годы я понял, что у нас с Бронтисом были проблемы в общении в духовном плане. Я был вынужден признать, что совершил ошибки, и постарался исправить их. Бронтис несколько раз говорил о медведе, которого я попросил его закопать, когда он приехал ко мне жить. Тот мишка был его первой игрушкой, я подарил его на рождение сына, до нашего расставания на семь лет. Когда мы закончили съемку фильма, мы не стали откапывать медведя. Я понял, что жестоко разлучил ребенка с детством и матерью – с тех пор, как он закопал ее портрет рядом с игрушкой, сын больше не говорил о Бернадетт и перестал ей писать. После он мне признался: «Я не страдал, потому что представил, что внутри медведя будут жить муравьи, что он станет их домом». Таким образом он себя утешал… Однажды, много лет спустя, когда Бронтису было уже 24 года, я придумал новый акт, чтобы воскресить прошлое. В день его рождения я сказал себе: я закопаю плюшевого мишку в саду нашего дома, засыплю его песком и положу рядом фотографию матери. Затем надену черную шляпу, похожую на ту, что носил в «Кроте», и попрошу Бронтиса раздеться и прийти в сад (в фильме мальчик появляется голым), чтобы откопать медведя и фотографию. Я скажу ему: «Сегодня тебе исполняется семь лет и у тебя есть право быть ребенком. Иди, выкопай свою первую игрушку и портрет твоей матери». Когда я решил перейти к действиям, то столкнулся с неожиданными трудностями: я хотел купить медведя, который был бы максимально похож на ту жесткую, набитую соломой игрушку из детства. Но промышленность не стояла на месте и плюшевые мишки стали мягкими. Поэтому старый жесткий медведь превратился в мягкого. Что касается фотографии, то та, что Бронтис закопал в семь лет, была черно-белой, а когда я искал портрет его матери для психомагического акта (Бернадетт погибла в авиакатастрофе), то нашел только цветное фото. В действительности эти произошедшие по воле случая изменения только способствовали успеху задуманного предприятия. Поэтому я говорю, что трудно учитываемые факторы, элементы, которые мы не можем контролировать, тоже играют важную роль в психомагии. Нужно постараться выполнить акт, точно следуя полученным инструкциям, а непредвиденные обстоятельства и прочий форс-мажор считать частью процесса. В «Кроте» я прятал Бронтиса от жгучего солнца под черным зонтиком, а в день, когда мы осуществляли наш психомагический акт во Франции, шел дождь, и я опять держал над сыном черный зонт. Сам Бронтис не знал, что я собираюсь сделать, но, увидев, что я имитирую лошадиную рысь (поскольку когда-то скакал с ним верхом на лошади), понял, взобрался мне на спину, и мы под дождем направились к месту, где я закопал медведя. Любопытно, что он мне сказал: «Я не взял зонт. Знал, что ты меня ждешь и укроешь от дождя», – как будто предчувствовал то, что должно было случиться. Он выкопал медведя и портрет, мы обнялись, и он долго плакал, положив голову мне на плечо. Это были слезы благодарности, слезы полного нежности ребенка. В этот день Бронтис решил каждый день посылать мне по почте стихотворение, и с тех пор я каждый день получаю от него весточку. Я храню его стихи в специальной коробке. Надо сказать, что наше общение сильно улучшилось, и сейчас у нас прекрасные отношения.

Это очень красивая история. В этом акте вы сознательно воспроизвели ситуацию из детства…

Да, но я вернул ей справедливость. Я взял те же самые элементы, связанные с негативными чувствами, и придал им положительный заряд. Так я выплатил свой психологический долг.

Вы сказали, что единственная плата, которую вы берете со своих пациентов, – это письмо с отчетом о том, как протекал предписанный им психомагический акт. Расскажите подробнее, что это за письмо.

Я требую, чтобы мои пациенты присылали мне письмо по двум причинам: во-первых – и этим психомагический акт похож на сон, – если сразу по окончании акта его не записать, он быстро забудется. Во-вторых, мы должны делиться тем, что получаем. Лучший способ вознаградить врача – показать ему, как с его помощью человек выздоровел. Умение благодарить – признак душевного здоровья. Эти письма – составная, финальная часть психомагического акта. В этом письме люди словно бы подводят итог и переворачивают эту страницу своей жизни.

Чем дальше, тем любопытнее. Вы не могли бы показать мне какое-нибудь письмо?

Да, конечно. Все равно я не могу продемонстрировать тебе сам психомагический акт, так что ограничимся письмами. Чтобы ты лучше понял процесс, я прокомментирую первое письмо предложение за предложением. Но в остальных случаях пусть читатели сами угадывают, что стояло за иррациональными на первый взгляд актами.

Начнем?

Не нужно забывать, что эти письма пишу не я, а те люди, которым я порекомендовал совершить тот или иной набор действий. Они таким образом отчитываются. Вот первое письмо, и по ходу прочтения я буду его комментировать[12].