Взбешенный таким обращением с собственной сестрой, великий московский князь Василий III выдвинулся с войском на границу Литвы. Начался очередной этап русско-литовской войны, но дочери московского князя, побывавшей княгиней литовской и королевой польской, не было суждено видеть ее окончания. Елену перевезли в Браслав, где она и скончалась в 1513 году. Есть основание считать, что она была попросту отравлена. Масла в огонь подлил циничный Сигизмунд, который отметил в одном из писем, что «государство избавилось от многих хлопот».

Ценности Елены перешли к королеве Барбаре Запольяи, молодой жене Сигизмунда. А русскую княжну не отпустили домой даже после ее смерти – похоронили в Вильнюсе, в Пречистенском соборе.

Глава 2. «Любимая дочка»

«Да они не любили их совсем!» – часто говорят читатели, если речь заходит о детях прошлых веков. Точка зрения достаточно распространенная: поскольку детей рождалось много, отношение к ним не было таким уж трепетным. Не как в XXI веке. Поэтому отправляли дочек замуж в далекие страны легко и без сожалений. Не беспокоились, как им на новом месте, будут ли они тосковать по дому… На самом деле, что в прошлом, что в настоящем, к детям относились очень по-разному.

Статистика Средневековья дает нам такие факты: в обычной семье каждые полтора года на свет появлялся новый ребенок. Практически конвейер! Поскольку медицинские знания уступали нынешним, иными были представления о гигиене, лишь половина малышей доживали до возраста взросления. И то не всегда! Английская королева Анна Стюарт[39] была беременна семнадцать раз.

Не единожды она не смогла выносить ребенка, некоторые дети рождались мертвыми, другие смогли прожить от нескольких минут до двух дней, и только один мальчик – ее главная надежда и любовь, Уильям, герцог Глостерский, – отметил свое десятилетие. Увы, после этого мальчик умер. У королевы Франции Анны Бретонской[40] из тринадцати детей скончались одиннадцать. А Мария Ильинична Милославская[41], супруга царя Алексея Михайловича, дала жизнь тринадцати детям, успела оплакать двоих, и еще трое скончались вскоре после смерти матери. Шестерым отпрыскам закрыла глаза царица Евдокия Стрешнева[42]. А всего у нее было десять сыновей и дочерей…

Когда детей так много, как привыкнуть к ним, как узнать их, когда печалиться, если они угасают младенцами? Мишель де Монтень[43], французский философ, признавался, что даже не может сказать, сколько у него было детей. Жена потеряла нескольких, но он сомневался – двоих или троих?

«Я постараюсь как можно скорее забыть об этом», – писала родным четырнадцатилетняя жена писателя и философа Андрея Болотова[44], похоронившая ребенка. Шестимесячный мальчик простыл, и врачи не смогли ему помочь. Но в 1767 году молодая мать уже обнимала крошечную девочку, а всего у Болотовых появились девять малышей.

«Мать моя, – писала выпускница Смольного института, а затем – графиня Ржевская[45], – не могла вынести присутствия девятнадцатого ребенка… Она удалила с глаз мою колыбель. По прошествии года с трудом уговорили мать взглянуть на меня».

В доме самой Глафиры Ивановны Ржевской было отпрысков поменьше – пятеро. Но кроме них подрастали в доме и дети писателя Радищева. Содержал воспитанников и граф Владимир Орлов, и знаменитый скульптор Иван Петрович Мартос. Однако заниматься детьми лично поручали чаще всего няням и гувернанткам. В бедных семьях до детей тоже редко доходили руки – некогда.

Крестьянка знала: помимо ребенка у нее есть обязанности по дому, работа в огороде и в поле, а еще птица и скотина. Недосуг было тратить время на младенца. А если дети появлялись каждый год, могла слететь с ее губ невеселая поговорка: «Первые дети – соколятки, последние – воронятки». Силы отнимают.

Знатная женщина должна была быстрее восстановиться, чтобы снова понести. Ведь от количества наследников зависела выживаемость династии. Поэтому дети вырастали на руках у нянь. Не забудем и о высокой материнской смертности! Царь Алексей Михайлович звал «мамушкой» свою сестру Ирину. А Иван Грозный любовь и ласку получил от няни Аграфены Челядниной. Потому что матери обоих государей умерли слишком рано.

Читать детям книги или играть с ними у взрослого человека часто не было времени. Мужчины служили, работали в поле или в лавке, женщины занимались бытом. При королевских и царских дворах было свое разделение труда: государь проводит время с сановниками и советниками, выезжает на охоту и дает приемы, его супруга обязана проводить много времени с придворными дамами, посещать церкви и монастыри… Разумеется, даже среди правителей были те, кто обожал своих детей и старался побыть с ними: король Людовик XIII научился делать из деревянных брусочков игрушки для двух своих сыновей. Мария-Антуанетта могла откладывать любые встречи или визиты, если ее дети оказывались больными. А ее мать, грозная императрица Мария-Тереза, ради прихотей любимой дочери, Мими, была готова на самые невероятные траты. Внимательным отцом считали принца Альберта, мужа королевы Виктории: он лично разрабатывал систему воспитания и образования для своих детей. Королева Анна Болейн сама кормила грудью дочь Елизавету, что в XVI веке казалось немыслимым – для этого нанимали кормилиц! А супруга Николая II, императрица Александра Федоровна, кормила своих детей и подкармливала ребенка нанятой кормилицы, когда та была нездорова…

В Европе разлука с детьми никого не удивляла. Посол Венеции в Англии, Даниэль Барбаро, отмечал в своих письмах: в тюдоровскую эпоху считается нормой, если пятилетние дети уезжают навсегда в дом будущей родни. Родители решали поженить отпрысков, когда те подрастут, а чтобы они лучше узнали порядки в чужом замке, отправляли их на новое место как можно раньше. Неразумное дитя, едва научившееся говорить, быстро привыкало к чужой обстановке, а своих собственных отца и мать помнило смутно.

Так, например, в 1721 году французский представитель попросил руки дочери короля Испании для молодого Людовика XV. Инфанте Марианне Виктории было в ту пору всего три года, и этот момент совершенно не брали в расчет. Две державы пришли к согласию, и девочку переправили в Париж. Марианна Виктория фактически выросла при французском дворе, говорила на языке своей новой родины и плохо помнила семью. Поэтому-то, когда спустя несколько лет брак утратил свою актуальность и инфанту вернули в Мадрид, малышка горько плакала. Она покидала Испанию, толком не понимая, куда она едет и зачем. Франция стала для нее родной. И ее в один миг лишили близкого круга, друзей, привычной обстановки и всего, к чему она привыкла!

А десятилетнюю Шарлотту Савойскую сбыли