для нашего союза»[697]. При этом он исходил из соображения, сыгравшего решающую роль и для тех итальянцев и поляков[698], которые пытались поставить институт масонства на службу национально-политическим целям: «Раздробленная нация найдет в масонстве узы единения и научится радоваться общему отечеству»[699].

Освободительные войны вызвали сильное политическое возбуждение: пробудились как апокалиптические страхи, так и векоые чаяния национально-политического характера. С. С. Уваров, позже русский министр народного просвещения и президент Академии наук, в ноябре 1813 г. в письме барону фон Штайну так описывает атмосферу в консервативном лагере, отчасти осмыслявшем события в конспирологической системе категорий: «Не подумайте, чтобы в моих словах было какое-нибудь преувеличение... Состояние умов в настоящую минуту таково, что смешение понятий достигло последней крайности... У всех на языке слова: религия в опасности, нарушение нравственности, приверженец иноземных идей, иллюминат, философ, франкмасон, фанатик и т. д. Словом, совершенное безумие»[700].

Приверженцы Старого порядка, понятное дело, пытались реставрировать «здоровый» дореволюционный мир и окончательно расквитаться с «духом» иллюминатов, который «воссел на трон Франции» и «воплотился в теле одного человека, называемого Наполеоном»[701]. Так, бывший кёльнский надворный советник и профессор государственного, сельского и лесного хозяйства Иоганн Якоб Трунк[702] в сентябре 1814 г. опубликовал сочинение под заголовком: «Что еще надо подробнее определить и навсегда ввести на высоком конгрессе европейских государей в Вене или где-либо еще? В правовом и политическом отношении». В этом памфлете, в основе которого лежит тезис о заговоре, Трунк возлагает на иллюминатов вину еще и за гражданскую войну, как раз тогда начавшуюся в Китае: ведь она якобы возникла «в том числе и по вине секты, приверженцы которой называются иллюминатами и приехали туда из Европы»[703]. Трунк допускал, что даже Наполеон в последние годы правления принял «серьезные меры»[704] против секты иллюминатов, что для автора памфлета было лишним основанием энергично требовать «чистки»: удаления масонов, иллюминатов и якобинцев «из общественных служб и с почетных должностей»[705].

По донесениям австрийской тайной полиции, усердно следившей за реальными и мнимыми сторонниками Тугендбунда, видно, что консерваторы продолжали расценивать все неугодные политические стремления как выражение некоего заговора. Таков, например, рапорт о Тугендбунде, поданный шефу венской полиции 14 октября 1814 г. с приложением подробного анализа «Памятных записок» Баррюэля[706]. Это предвещало, что для интерпретации и преодоления уже намечавшихся конфликтов эпохи Реставрации значительную роль опять-таки будет играть миф о заговоре.

4.3. «Руководящий комитет» европейской революции, 1818-1823

Низвержение Наполеона уже потому не могло привести к длительному миру в Европе, что с этой победой связывались самые противоположные ожидания. Уже скоро обнаружилось, что военная победа не была победой над революционными идеями и что ссылки на династическую легитимность в качестве главного политического принципа было уже недостаточно. Договор о Священном союзе, учрежденном 29 сентября 1815 г. русским, австрийским и прусским монархами, где договаривающиеся суверены обязывались править как отцы своих народов в духе христианского братства и в соответствии с принципами религии, отражал интуитивное понимание этого. Поскольку из него делались выводы о необходимости реставрации, у либералов Священный союз вызывал чрезвычайное недоверие. Но и католическая церковь видела в нем подозрительную организацию, даже нечто вроде масонского союза[707].

Не без оснований представители католической ортодоксии узнавали в расплывчатой идеологии Священного союза «трансцендентальное христианство», с которым они боролись, — то «мистическое иллюминатство»[708], которое проповедовали мартинисты и теософы. Эти опасения католиков были тем более оправданными, что на Священный союз оказала косвенное влияние концепция утопического социализма — при всей противоположности целей[709]. Ведь она, как и он, была основана — как писал Сен-Симон в 1824 г.[710] — на понимании, недостающем либералам и сторонникам других политических партий: что предпосылкой «реорганизации» Европы является «систематическая концепция». Эта мысль была отчетливо выражена еще в 1821 г. Робертом Оуэном в его «Докладе графству Ланарк» (Report to the County of Lanark). Оуэн объяснял, что «жалкие средства, предлагаемые радикалами, вигами или ториями в Британии, либералами или роялистами во Франции, иллюминатами в Германии», не в состоянии привести к «полнейшему изменению всего общественного договора», поскольку для этого необходим «великий и универсальный принцип»[711].

Политической и социальной реконструкции Европы на основе универсальных принципов пыталась добиться и «Великая Твердь», основанная в 1818 г. Буонарроти и не в последнюю очередь следующая традиции якобинства, а также бабувизма. Как отмечал в своих воспоминаниях Александр Андриан, один из ближайших сотрудников Буонарроти, «идеей-фикс» этой организации была республика 1793 г.[712] Целью заговорщиков были «эмансипация и освобождение народов»[713], причем в одном политическом кредо это уточнялось следующим образом: «Я верю, что согласно и божескому, и человеческому праву люди как дети общих родителей связаны взаимной любовью. Это божественный источник равенства между людьми, из которого берет начало социальное государство и справедливость и который обуславливает свободу, состоящую в том, чтобы следовать законам, которые установлены с одобрения общества. И что любая другая власть, имеющая иное происхождение, чем воля многих, должна быть осуждена как преступление»[714]. Из составленного в 1822 г. манифеста «Ареопага», одной из вставленных одна в другую тайных организаций Буонарроти, следует, что принцип народного суверенитета должен был составлять только основу для социалистических преобразований в аграрной и государственной сферах: «Золото может дать только тень свободы. Разорвем же узы частной собственности, на руинах частного землевладения создадим социальную общину. Пусть республика будет единственным собственником: она, как мать, даст каждому из своих детей равное воспитание, пропитание и работу»[715].

Если эти социалистические цели, известные лишь немногим посвященным, тогда не получили непосредственного практического воплощения, то попытка «Великой Тверди» играть роль наднационального республиканского революционного комитета все-таки окрыляла противников государственного и общественного строя Реставрации и вселяла ужас в сердца представителей этого строя — прежде всего потому, что многие предполагали, будто эта загадочная организация осуществляет централизованное руководство европейскими революциями 1820—1823 гг. Этот страх характерным образом отражает памятная записка испанского посланника в Берлине Вальехо от 8 мая 1819 г. В ней он приписывает «масонской секте» — которую отождествляет с либеральными, республиканскими и национально-освободительными движениями и в которую зачисляет наряду с немецкими иллюминатами либеральную партию во Франции, большинство протестантов, всех евреев (!), а также итальянских карбонариев, — следующее: «Их истинная цель — универсальная республика, разделенная на республики по числу наций и основанная на развалинах алтарей и тронов»[716]. Меттерних также счел нужным разъяснить русскому императору Александру в памятной