Страшезлоб протянул руку, схватил кафтан и сунул руки в рукава.

— Хорошенький кафтан! — протянул он, расплываясь в улыбке до ушей. — Страшезлоб хорошенький!

Прутик мечом указал на Грифозуба.

— Так мало надо, чтобы завоевать верность твоего экипажа, — заметил он. — А у тебя всего так много! — И с отвращением отвернулся. — Каулквейп, сними с него ключи и свяжи.

— Пожалуйста, пожалуйста, — взмолился капитан. — Нет, не надо, умоляю вас. Я не хотел. Правда… Вы меня не так поняли… Пожалуйста!

Прутик скривился и попросил:

— И вставь ему кляп, Каулквейп! Я больше не могу слышать нытьё этого бесхребетного создания.

Пока Каулквейп связывал бывшего капитана «Бегущего-по-Небу» и вставлял ему в рот кляп, Прутик взялся за штурвал и поднёс к глазам подзорную трубу. Вдалеке по правому борту некое пятно среди безбрежных Дремучих Лесов, казалось, горело маслянисто-жёлтым светом. Он навёл трубу на резкость.

— Я нашёл его, Каулквейп! — выдохнул он. — Мы нашли Великий Рынок Работорговли Шрайков.

Огромный воздушный корабль начал тихо поворачиваться, пока слабое, но постепенно усиливающееся жёлтое свечение не оказалось прямо перед ними. «Бегущий-по-Небу» лёг на нужный галс.

Каулквейп присоединился к Прутику у штурвала, и, когда корабль подлетел к рынку поближе, их обоих ошеломили звуки, запахи, исходившие от этого странного скопления жизни, простиравшегося кругом сколько хватало глаз. Если места, которые рынок покинул, были мертвы, то это, новое, этот шумный, пряный, копошащийся, энергичный муравейник был живей всего, что они когда-либо встречали. Тысячи запахов наполняли воздух: сосновый дым и духи из полярной ласки, камфарные шарики, древесный грог и ежеобразы, которых жарили в кипящем масле на ревущем огне. Однако подо всем этим, заметная лишь тогда, когда потоки воздуха относили более приятные запахи в сторону, царила вездесущая вонь: запах гниения, разложения, запах смерти. Каулквейп невольно поморщился.

Прутик обернулся к нему.

— Ты правильно почувствовал, — сказал он, — подо всем этим блеском и великолепием скрывается ужасное место. Великий Рынок Работорговли Шрайков притягивает к себе неосторожных и глупцов… — Он ободряюще положил Каулквейпу руку на плечо. — Но не нас, Каулквейп, — продолжил он. — Мы не попадём в его лапы.

— Тысяча шагов, мы приближаемся! — прокричал с верхушки мачты вперёдсмотрящий.

Прутик поменял положение балласта и немного передвинул рычажки, управляющие парусами. Воздушный корабль легко заскользил вниз.

— Пятьсот шагов! — объявил вперёдсмотрящий. — Посадочная площадка впереди, слева по борту.

Каулквейп увидел воздушный пирс, расположенный на вершине дерева с обрубленными ветвями. На краю пирса, ближе к ним, топталась одна из птиц шрайков: толстая самка с растрёпанными перьями, её когти и клюв поблёскивали в свете сигнальных огней, она махала крылом, указывая им путь. Каулквейп судорожно сглотнул.

— Шрайк, — тихо пробормотал он.

Прутик выбрал якорь на носу и опустил его на корме. Воздушный корабль замедлил движение и нырнул вниз. Потом один за другим убрали паруса: остальное было делом летучей скалы.

— Сотня шагов!

Будто в ответ на крик вперёдсмотрящего, Джервис и бандитского вида тип с заметно искривлённым позвоночником, Стайл, появились на палубе. Они, выпучив глаза и открыв рты, оглядывались по сторонам. Воздушный корабль меж тем швартовался.

Кораблём управляли пассажиры. Страшезлоб, в кафтане, всячески прихорашивался и «чистил перышки» у бушприта. А капитан, связанный, лежал на палубе…

— Что, во имя неба?… — пробормотал Джервис. И тут у них за спиной раздался глухой стук опускающихся на корму сходен. Прутик и остальные повернулись и увидели, как полдюжины шрайков торжественно поднялись на борт и направились к ним.

— Что у вас есть на продажу? — спросила, подходя к капитанскому мостику, крупная птица с разноцветными бусинами, вплетёнными в неряшливые рыжевато-коричневые перья, похоже, она была здесь за главную.

— Боюсь, немного, — ответил Прутик. — В Нижнем Городе довольно неспокойно. Нам пришлось везти ежеобразов вместо рабов.

Птица шрайк сузила свои холодные блестящие глаза и склонила голову на сторону.

— Вы хотите сказать, что на борту только свободные граждане? — возмущённо крикнула она.

— Кроме одного, — сказал Прутик. Он подтолкнул капитана Грифозуба ногой в спину и улыбнулся птице. — Великолепный экземпляр, — похвалил он. — Связи с учёными или что-то вроде этого, насколько мне известно.

— Правда? — осведомилась птица шрайк, и у неё на шее встопорщились перья. Она повернулась ко второй по старшинству птице. — Возможно, это заинтересует матушку-наседку.

— Я тоже так подумал, — вставил Прутик.

— И сколько ты за него хочешь? — спросила птица.

У Прутика закружилась голова.

— Сто пятьдесят, — ответил он наугад. У птицы шрайка вновь сузились глаза.

— В риксдалерах или дукатах? — осведомилась она.

— Р… риксдалеры, — ответил Прутик. Птица неодобрительно поцокала языком и повернулась, чтобы уйти. — То есть дукаты. Сто пятьдесят дукатов, — улыбнулся он. — Я уверен, Матушка Ослиный Коготь не сможет устоять перед тем, чтобы не запустить в него свои когти.

Птица шрайк на мгновение заколебалась. Потом она повернулась и посмотрела на Прутика одним жёлтым глазом.

— Цена всё ещё высока, — сказала она. — Но… товар того стоит.

Команда «Бегущего-по-Небу», собравшаяся на палубе, издала радостный крик, когда птица ухватила стоявшего перед ней связанного Грифозуба.

Со всеми ними капитан Громоподобный Грифозуб обращался как с рабами. Никто не горевал о жадном тиране, извивавшемся, как древесный слизняк, когда его водрузили на плечи пернатых захватчиков и унесли прочь.

— Ммэннффмм! — Кляп заглушал его проклятия.

— И тебе того же! — крикнул ему вслед Джервис. — Скатертью дорога! — Он повернулся к Прутику. — Что же теперь со всеми нами будет?

— С вами? — спросил Прутик. — Вы все свободны. Можете делать что хотите… Для начала вернётесь в Нижний Город, а потом кто его знает.

— Пожалуйста, молодой хозяин, возьми нас с собой, — взмолился Джервис, он протянул к Прутику свои огрубевшие от работы руки и сжал ими ладони Прутика. — Нам нужен капитан, чтобы управлять этим кораблём.

— Нет, я… — проговорил Прутик, — это невозможно. Мы… то есть у меня и Каулквейпа есть одно дело…