Металлический монстр разметал лодки, некоторые подминая под себя. Люди ударялись об свои плавательные средства, иных отшвыривало о борта катера и я успевал увидеть изумленные, полные ужаса глаза людей, которым было обречено умереть, или же выжить, но никогда не быть прежними, о чем говорила мимика на искорёженных лицах.

Ничего не чувствовал, я работал. Какое же это циничное слово на войне — «работа». Убивать людей — это работа, бесчувственное действие, имеющее свои цели и задачи, наполненное арифметикой, но не эмоциями. Чувства лишние. Они могут прийти после работы, словно грузчик, придя домой, снимет обувь, вытянет ноги, и только тогда осознает, что устал. А боец когда осознает, что убил? Осознает ли? Или закроет эту функцию внутри себя, завалив ее всевозможными идеологическими и иными оправданиями. Но если выбора нет, то как?

Не знаю, как иные, но здесь и сейчас я математик. Минус двадцать три по приблизительным подсчетам, это то, на какие цифры я могу рассчитывать с уверенностью, чьи вражеские лица увидел и понял, что глаза этих людей уже потухли.

— Бах, Бах! — стрелял Стас по тем людям, которым повезло оказаться чуть в стороне от таранного удара, но которые от большой волны либо упали в воду, либо сами спрыгнули в реку.

Еже одно изуверство. Дробь не каждого сразу убьет, особенно с метров двадцати, но те ранения, которые получит человек не совместимы с потугами выбраться. А еще шкуры животных, в которые были облачены воины, они быстро намокали и влекли на дно. Каждое усилие играет свою роль в деле выживания, но тут ранение, пусть одна дробина, пусть в плечо, но это приговор. И я взял на себя право выносить такие приговоры. Кто я такой? Я тот, кто защищается и бьет, чтобы не били меня. Я добрый человек, до добро мое со звериным оскалом.

— Уходим! — скомандовал я, как будто от кого-то, кроме меня, еще зависит то, когда катер развернется и отправится домой.

Смысла продолжать нет никакого. Те, кто успел выбраться на берег, уже укрылись за деревьями и кустами. Было бы в достатке боеприпасов, можно дать несколько очередей по зарослям, с большой вероятностью, поразив при этом с десяток врагов. Но, в моем случае подобное будет верхом безрассудства.

Я гнал катер домой, именно что домой, а не в какое-то абстрактное селение, и делал это молча. Не хотелось говорить, радоваться, как это делали все три моих пассажира. Ничего не хотелось. Нет… Хотелось рыдать, махнуть с горла бутылку водки и закрыться на чердаке, чтобы два дня, не меньше, жалеть себя, размышлять, вновь плакать. Но могу ли я позволить реализацию таких желаний? Нет. Я даже испугался, что осмелился в том признаться самому себе.

А на берегу нас встречали с ликованием. Видели, видимо, бой. В городе остался лучший бинокль из двух имеющихся. И вот это одобрение, радость, может и счастье воинов и малого числа оставшихся женщин и подростков, это привело, наконец, чувства в норму. Все я делаю правильно.

*…………*…………*

Интелюдия

— Прячьтесь за деревьями! — кричал Ракат, стараясь вывести своих воинов из ступора.

Появление металлического монстра было предусмотрено, но то, что из него могут пускать металлические камни, никто не знал. То, что стреляли вытянутыми металлическими предметами главный воин племени Огня, Ракат, понял, когда выковырял из дерева чуть сплюснутый металл. Это немного успокоило воина, который не менее своих подчиненных был ошарашен и, было дело, поверил в то, что тут включились некие божественные силы. Нет, просто оружие, о котором Ракат не знал. Злое, совершенное, но оружие, хотя в мыслях воина оставалось место и для божественного объяснения.

И тут главного воина накрыло иное… Если такое оружие есть у Рысей, то что ждет их, славных воинов Огня, в селении враждебного племени? Это не был страх, Ракат не боялся, он лишь смотрел на вещи рационально. Если победа дастся большой кровью, то племя ослабнет. И так, почитай, уже подчинены племенам Ворона, но пока, как младшие братья, но не рабы. Если огонь племени потускнеет и у Раката станет критически мало воинов, то кто станет считаться с огневиками? Все соплеменники быстро станут рабами Ворона.

— Ракат, нам бы уйти сейчас, — обратился к главному воину племени Огня его заместитель, по совпадению, брат, Андрас.

— Ты ли проявляешь трусость? — удивленно спросил Ракат.

— Ты меня знаешь, главный воин, я никогда не проявлял страха. Но нам не взять стену, если у Рысей есть такое оружие, — не стараясь оправдаться, говорил Андрас.

— Это единичное оружие, — сказал главный воин и сразу же мысленно подумал об обратном.

— С металлической лодки гремели еще из другого оружия. А еще моя стрела, пущенная в человека в лодке, отскочила от него. Это доспехи, которых у нас нет, — приводил новые доводы Андрас.

— Ты предлагаешь перебить сотню племен Ворона и убить их главного воина Нарта? — спросил Ракат.

Андрас промолчал. Перед самым уходом в поход, в главное селение племени Огня пришла еще одна сотня воинов от конуга Харита, с той, которая была ранее, уже выходила сила, сопоставима с количеством воинов племени Огня. По сути, и это Ракат прекрасно понимал, родственники воинов Огня оказывались в заложниках. Если сейчас передумать, отказаться идти на Рысей, то женщин и детей огневиков перебьют, и в таком исходе не сомневался ни Ракат, ни его брат, который осознал нелепость своих предложений уйти. Там, в главном селении, в качестве заложника, остался лекс Динокл, но вот им уже были готовы пожертвовать, но не родными.

Делать нечего, нужно воевать. Был еще один путь, который давал хоть какие-то шансы вырваться из ловушки, куда огневиков завлек Харит — конуг племен Ворона. Это союз с Рысями. С этими соседями, которые уже показывают свою мощь, можно было выстроить хорошие отношения и… Ракат понял, что последняя мысль никакого отторжения не получила… объединить два племени в одно. Пусть племя называлось бы «Огненные Рыси», объединяя верования и тотем. Такие мысли вызвали даже улыбку на лице Раката.

— Что может тебя радовать? — удивленно спросил Андрас, реагируя на усмешку брата.

— Ничего… — главный воин опять задумался, но быстро принял решение, приказав без сомнения в голосе. — Выступаем!

Уже слишком много пролилось крови, чтобы помышлять о добрососедстве с Рысями, а союз с ними мог бы стать новым противостоянием уже внутри сообщества. Равными двум племенам не быть, особенно после того, как у