— Малияр. Полевой госпиталь. Это недалеко от Кандарама. А откуда информация, что захват произведен именно там?

— Из посольства России в Кабуле. В миссии Красного Креста подтвердили, что те, кого ты видел в одежде приговоренных к смерти, наши медики, работавшие в Малияре.

— Понятно. Что ж, это немного облегчает нашу предстоящую работу. Все-таки в Афганистане мы действовали не один раз, и всегда успешно. С Ираком было бы сложнее. Что-то еще передавал главарь банды, кроме записи?

— Да. В 18.00 он позвонит в российское посольство в Кабуле, и оттуда ему должны передать номер телефона человека, которого правительство уполномочит вести переговоры, — поднявшись, сказал генерал.

— Значит, ваш номер?

— Да. Вопрос, согласится ли главарь говорить со мной или запросит кого-нибудь из Администрации.

— Все равно стрелки будут переведены на вас.

— Ну насчет этого у нас особо не заморачиваются.

— Так вы сразу и представьтесь и начальником управления, и членом, а лучше сопредседателем какой-нибудь несуществующей комиссии по борьбе с терроризмом, возглавляемой якобы лично президентом.

— Посмотрим. Главарь в 18.00 будет звонить нашему послу. Тот даст ему этот номер. И только он будет иметь возможность связаться со мной. Неплохо бы выяснить до всего этого, кто такой главарь банды.

— И для этого вы решили использовать Рустама Гамсадзе?

— Да.

— Подозреваешь, что за похищением стоит Абдулла Мирзади?

— Ранние записи переговоров Мирзади с Гамсадзе отправлены в спецлабораторию. Там должны идентифицировать голоса. И тогда мы узнаем, кто затеял похищение наших людей, практически одновременно проведя террористический угрожающий акт в Борске.

— Вы считаете, что два этих события связаны между собой.

— А как ты думаешь, майор?

Скоробогатов погладил чисто выбритый подбородок:

— Скорее связаны, чем нет.

Володарский кивнул и приказал помощнику:

— Давай, полковник, сюда Гамсадзе.

— А не торопитесь? Ведь и без него специалисты установят все что надо, — заметил майор.

— Установят, но сколько на это уйдет времени, неизвестно, а мне, судя по всему, уже не позднее 19 часов говорить с главарем банды. Возможно, он раскроется сам, но делать на это ставку не следует.

— Ну почему эти местные вожди частенько выставляют себя напоказ? Мол, смотрите, какой я крутой, а вы все лохи, а значит, будете делать, что я скажу.

— Посмотрим. Кстати, насчет вождей. Двое на записи были одеты в национальные одежды племени хату, что проживает в горах.

— Хатуиты, всегда защищавшие свои территории, впрочем, сложнодоступные, и вышли вдруг на тропу войны? Да не просто вышли, а захватили заложников? Бред. Насколько мне известно, они никогда ни на кого не нападали первыми.

— Я созванивался с генералом Каманиным из внешней разведки, просил прояснить ситуацию. Его люди приступили к работе, так что скоро можно ожидать результатов. Все же агентурная сеть СВР в Афганистане покрывает практически все районы страны.

— Единственно, что удалось сберечь после распада Союза.

Полковник Тарасенко ввел в кабинет Гамсадзе. Руки в наручниках, взгляд потускневший. Пришло наконец осознание, насколько серьезно положение? Или комфорта в камере не хватает?

Володарский развернул экран к нему, включил запись:

— Посмотри, Гамсадзе. Очень внимательно посмотри, затем ответишь на несколько вопросов.

Боевик спокойно просмотрел запись, поднял глаза на генерала:

— И что вы хотите от меня?

— Вопрос первый: тебе местность что-нибудь напоминает?

— Похожа на развалины древней крепости Шарди недалеко от Кандарама. Но утверждать не могу, я бывал там один раз. Таких крепостей в Афганистане много.

— Почему ты решил, что речь идет об Афганистане?

— Наверное, потому, что я бывал только там из стран Ближнего Востока и Азии, не считая постсоветские государства.

— Фигура человека в черном никого не напоминает?

— Он же в маске!

— Значит, не напоминает?

— Вы намекаете на Мирзади?

— Я не намекаю, я задаю вопрос.

— В этом облачении человек похож на кого угодно, даже на вашего майора.

— За словами следи, козел! — возмущенно проговорил Скоробогатов.

— Прекрати, майор, — неодобрительно посмотрел на него генерал и, переведя взгляд на Гамсадзе, спросил: — Значит, по видео ничего конкретного сказать не можешь?

Боевик пожал плечами. Вновь уставился в монитор и неожиданно воскликнул:

— Остановите запись!

Тарасенко включил паузу.

— В чем дело? — поинтересовался Володарский.

— Крайний справа мужчина.

— Что крайний справа мужчина?

— Вы можете немного отмотать назад и увеличить картинку?

Тарасенко выполнил просьбу.

— Вот, — проговорил Гамсадзе, — теперь, кажется, мне есть что сказать вам по видео.

— Не тяни резину, — навис над Гамсадзе Скоробогатов. — Что можешь сказать?

— Видите руку этого мужчины? Он еще голову женщины поднял.

— Ну?

— У него на правой руке, на безымянном пальце вместо ногтя рубец. Это хорошо видно.

— И что? — спросил Володарский.

— Я видел мужчину точно с таким же пальцем.

— Где?

— В доме Мирзади.

— Это точно?

— Да. Тот мужчина, и взгляд тот же. Мне неизвестно, кто это, но он был у Мирзади. И он не охранник. Тех, кто входит в личную охрану, а их четверо, я знаю. Скорее всего, мужчина с покалеченным пальцем один из бойцов боевой группы Мирзади. Абдулла хвалился, что у него сильная группа, в которую входят даже наемники из Европы.

— Уже кое-что.

— Покажите еще раз человека в черном, так же в увеличенном формате, — попросил Гамсадзе.

Тарасенко выставил нужную картинку.

— Это сам Мирзади, — заявил Рустам.

— С чего ты взял?

— Шрам на губе, видите? Он у него с детства. И опять-таки, глаза. Глаза выдают человека.

Скоробогатов подозрительно посмотрел на Гамсадзе:

— А ты не играешь с нами? Может, решил воспользоваться моментом и показать, что представляешь для нас большую ценность? А на самом деле ничего не узнал, а про руки и шрамы все придумал?

— Нет, майор, вы определенно невыносимы, — вздохнул бандит. — Какой смысл мне играть с вами? И потом вы убедитесь, говорил я правду или нет, ведь наверняка уже планируете акцию против Абдуллы и его организации.