Много написано о чудовищном расцвете бюрократии при Петре. Что характерно, причиной этому были не русские нравы (хотя и до Петра волокиты в делах хватало), а опять-таки механически позаимствованные на Западе модные идейки.

Полузабытый ныне публицист Е. Гайдар в простодушии своем полагал: стоит только «ввести» рынок и отменить всякое государственное регулирование, как все наладится само собой, и потекут молочные реки в кисельных берегах. Петр, духовный отец всех российских интеллигентов, попросту увлекся диаметрально противоположными, новыми в ту пору теориями «регулярности государственного строя», созданными Гроцием, Пуфендорфом и Вольфом. Считалось, что стоит лишь ввести «хорошие» правительственные учреждения, как на земле наступит рай земной. Знаменитый философ Лейбниц в переписке с Петром выразил эти тезисы ясно: «Опыт достаточно показал, что государство можно привести в цветущее состояние только посредством учреждения хороших коллегий, ибо как в часах одно колесо приводит в движение другое, так и в великой государственной машине одна коллегия должна приводить в движение другую, и если все устроено с точною соразмерностью и гармонией, то стрелка жизни будет показывать стране счастливые часы».

Петр был большим любителем всяческой механики… Идеи Лейбница дополнял Вольф, поучавший, что государство должно руководить абсолютно всем: «Правительство должно иметь право и обязанность принуждать каждого к работе, установлять заработную плату и цену товаров, заботиться об устройстве хороших улиц, прочных и красивых зданий, услаждать зрение обывателей радующими глаз картинами, а уши — музыкою, пением птиц и журчанием воды, содействовать общественному развлечению театральными представлениями и другими зрелищами, поощрять поэзию, стараться о школьном воспитании детей, наблюдать за тем, чтобы взрослые подданные прилежали добродетели и благочестию». Подданные же, по Вольфу, «должны с готовностью и охотно делать то, что власть НАХОДИТ НУЖНЫМ для общего благополучия».

Петра это так восхитило, что он стал настойчиво звать Вольфа в Россию осуществлять идеи на практике, предлагал даже пост президента создаваемой Академии наук. Однако хитрый немец, должно быть, прекрасно понимал, как велика разница меж теоретическими умствованиями и повседневной практикой — и в Россию не поехал…

Однако Петр с обычной своей энергией принялся все и вся регламентировать…

Предписывалось ткать холсты только определённой ширины[16], под страхом каторги запрещалось выделывать кожу для обуви дегтем, употребляя для этого ворвань, жать было приказано не серпами, а «малыми косами с граблями», уничтожить окошки для выливания воды в бортах судов, заменив их помпами; жителям Петербурга запретили пользоваться гребными лодками и предписали обзавестись парусными (причем до мельчайших подробностей указывалось, как их красить и чинить). Печи предписывалось ставить не на полу, а на фундаментах, потолки непременно обмазывать глиной, крыши крыть не досками, а черепицей, дерном или дранкой, могилы для умерших устраивать по единому утвержденному образцу, живым обязательно ходить в церковь по праздникам и воскресеньям, а священникам — «во время литургии упражняться в богомыслии».

Во всех случаях издавались пространные царские указы, где сам Петр расписывал «от сих и до сих» — так что указы, по сути, превращались еще и в длиннейшие «поучения», как было с повелением Петра «запретить жителям невской столицы ездить на невзнузданных лошадях и выпускать со дворов без пастухов коров, коз, свиней и других животных». Государь император самолично занимался вопросами, которые должен решать какой-нибудь полицмейстер… Подозреваю, подобные указы и были спародированы Салтыковым-Щедриным в «Истории города Глупова», когда один из тамошних градоначальников издает указ «О правильном печении пирогов». Чертовски похоже на Петра…

Между прочим, лечиться тоже следовало по указу. Попив минеральной водички с олонецких источников, Петр нашел ее отменной — и велел подданным в приказном порядке ездить «для поправления недугов на олонецкие воды». Когда многим водичка не помогла и не получившие исцеления стали роптать, Петр срочно издал очередной указ, в котором объяснялось, что отдельные неуспехи в лечении водами вызваны… несоблюдением пациентами высочайше утвержденных правил лечения.

Воеводы на местах, засыпанные грудой указов, потихоньку, надо полагать, приходили в состояние полного отупения. В частности, воеводам предписывалось «заботиться о сиротских домах, академиях и школах, а также госпиталях». Однако, кроме Петербурга и пары-тройки больших городов, госпиталей нигде не было — как не было нигде сиротских домов, кроме Петербурга. Академии имелись только в Москве и Киеве…

История сохранила память о самоотверженной деятельности вятского воеводы Чаадаева, который попытался добросовестно выполнить очередной указ и основать хотя бы школу. Нашел даже учителей и комнату, остановка была за малым — полным отсутствием учеников. Воевода применил типичные для той эпохи методы — разослал по уезду солдат, те наловили достаточное количество подходящих по возрасту подростков. Естественно, при первом же удобном случае ученики разбежались. Воевода махнул рукой на сие «просветительское предприятие» и не только не завел академии, но и школ больше не открывал (должно быть, прекрасно понимал, что в Вятском уезде кадров для академии и с драгунами не разыщешь).

Столь мелочная регламентация привела к тому, что чиновники на местах вообще перестали проявлять инициативу, в любой мелочи требуя инструкций Петра. Соликамский воевода доносил сенату, что местная тюрьма пришла в жалкое состояние: «тюремный острог и избы весьма прогнили и стоят на подпорах, так что арестанты того и гляди разбегутся» — и просил царского именного разрешения на ремонт. Однако его перещеголял московский губернатор, который не осмелился без царского указа… починить снесенную паводком деревянную мостовую…

Начитавшись Лейбница, Пётр учредил коллегии — нечто вроде министерств. Увы, механизм работал вовсе не так, как Лейбницу представлялось в Европах… С. М. Соловьёв пишет: «Колеса в новых машинах не пошли хорошо; вместо того, чтобы приводить друг друга в движение, они иногда зацеплялись друг за друга и мешали общему движению».

Характернейший пример — случай с финансовой коллегией. Ее нормальная работа зависела от своевременной присылки из губерний отчетности. Распоряжение об этом было сделано в 1718 г. — губернии никак не отреагировали и не единой бумажки не прислали. В 1719 г. им вновь напомнили о необходимости сдать отчеты — и вновь молчание.

По губерниям помчались гвардейцы с приказом «сковать за ноги и на шею положить цепь, и в приказе держать, покамест не изготовят все нужные ведомости». Не помогло. Гвардейцы дружно доносили, что одни губернаторы и воеводы еще не кончили составлять отчетность, «а другие ничего и не учинили». В Азовской губернии подпоручик Селиванов попробовал было посадить под арест волокитящих чиновников, но они «силою» вырвались из-под караула и разбежались… Шёл 1721 г., а с мест не поступило ни единого отчета, в центре представления не имели о доходах и расходах провинции.