— Она как раз его закончила и вложила в конверт.

— Кому было адресовано письмо?

— Ее адвокату… я бросил взгляд на конверт и… Но почему вы меня об этом спрашиваете?

— Я хотел только проверить, не повлияло ли случившееся на вашу память, профессор. Рядом с большими и трагическими событиями все остальное уходит в тень или запутывается… Замолчал. Какое-то время все сидели не двигаясь.

— Почему вы лжете? — внезапно спросил Паркер.

— Что? Как вы смеете? Как вы…

Паркер встал, оперся руками о край стола и наклонился к сидевшему так, что почти касался лицом его лица.

— Убит ваш приятель и коллега. Совершенно омерзительное убийство доброго, честного человека. Я нахожусь здесь, чтобы выслушивать ложь от людей, которые должны чтить память убитого и помогать закону в отмщении его! То, что вы делаете, профессор, это — предательство как по отношению к нему, так и по отношению к живым! Что вы делали в этой комнате в момент убийства Айона Драммонда? Может, именно вы нанесли ему удар этим ножом в спину? А если не вы, то почему не вызвали полицию? Почему вы вернулись в свою комнату, словно жалкая крыса, и сделали вид, что ничего не случилось? Кто вы — преступник или только сообщник преступника? Говорите!

Он выпрямился. Гарольд Спарроу сидел, будто окаменев. Наконец обхватил голову руками, и Алекс с удивлением увидел, что этот сильный, уверенный мужчина плачет. Посмотрел на Паркера, но инспектор стоял неподвижно, и на его лице не было ни жалости, ни сочувствия. Он ждал.

Неожиданно Спарроу опустил руки и поднял голову. Дрожащей рукой снял очки и, достав платок, вытер глаза, а затем стекла очков. Его пальцы заметно дрожали.

— Я… я ничего не знаю… — повторил он едва слышно. — Почему вы?.. По какому праву?..

— По какому праву? Это право мне дает знание того, что вы были в этой комнате и держали в руках нож, которым убит Айон Драммонд.

Спарроу какое-то время молчал. Потом поднял голову и посмотрел на Паркера.

— Вы правы. — Руки у него дрожали так сильно, что он прижал их к коленям. — Я… я — ничтожество… Это я его убил…

Паркер вздохнул и сел. Алекс смотрел на нервно вздрагивавшего перед ним мужчину.

— Вы его убили. Да. Конечно. Каким-то образом, может, и вы. Я еще не знаю. Не могу сказать. Но пока хочу знать, что вы делали в этой комнате и когда вы здесь были?

— После… после разговора с женой спустился сюда…

— Когда это было?

— После половины двенадцатого… точнее, без двадцати двенадцать. Я посмотрел на часы, когда шел.

— Ну и что?

— Вошел и…

— Дверь была закрыта?

— Что? Да.

— Точно?

— Точно. В прихожей было темно. Только немного лунного света падало на пол, и небольшой отсвет с лестницы… Я хорошо знаю помещение, но помню, что протянул руку, чтобы найти ручку. У меня очки, вы же видите…

— Да. А когда нащупали ручку, что сделали?

— Открыл дверь.

— И закрыли за собой?

— Да. Естественно. Айон сидел за столом… Я подошел к нему и… — Он закрыл лицо руками.

Паркер смотрел на него, наморщив лоб.

— И убили его, да?

— Да… — прошептал Спарроу и медленно поднял голову. Взял себя в руки.

— Какая жалость, — буркнул Паркер, — что не могу вам поверить. Когда вы вошли в эту комнату, ваш коллега был уже мертв полчаса.

— Как это? — Спарроу невольно поправил очки и наклонился вперед. — Как это мертв?

— Мертв. Умер не позже чем в 11.15. Если вы сейчас возьмете свои показания назад и заявите, что не разговаривали с профессором Гастингсом и со своей женой в промежутке между 10.40, то есть с момента, когда, как мы знаем, Айон еще жил, и 11.40, то есть до момента, когда он уже был мертв полчаса, то охотно послушаю ваше описание преступления. Но мне кажется, это бессмысленно, потому что они подтвердят ваши слова. Думаю, здесь вы не солгали, из вас получился плохой лжец, и вам не придет в голову вмешивать в это дело других. У вас нет ни единого шанса стать убийцей Айона Драммонда, хотя вы оказались сегодня вторым человеком, который признался в этом.

Лицо Спарроу отразило огромное облегчение. Человек готов был пожертвовать всем самым дорогим для какой-то цели, и вдруг жертва оказалась невозможной. Но тотчас на лице его появился испуг.

— Кто? — спросил он едва слышно. — Кто признался в убийстве Айона?

— Ваша жена, Люси Спарроу! — ответил Паркер. — А призналась потому, что была уверена: это вы его убили, профессор! Но вы не думаете о ней! Не ее вы прикрываете, а кого-то, кто, по вашему мнению, убил Айона Драммонда ее ножом, подбросив на место преступления вот это… — Он снял платок и показал рубиновую подвеску. — Потом подложил под ее шкаф окровавленные резиновые перчатки из ее чемоданчика! Вы оскорбляете память человека, с которым много лет вас связывала работа, вы позволяете, чтобы вещественные доказательства указывали на вашу жену, и лжете в глаза людям, ведущим следствие! Неужели действительно к этому может привести любовь, профессор Гарольд Спарроу?

И профессор Гарольд Спарроу сломался. Короткими предложениями начал говорить о себе, о своей жизни, о том, как познакомился с Сарой Драммонд и как постепенно он, ни разу в жизни не совершивший ни малейшего проступка, за который бы стыдился, начал жить двойной, немыслимой жизнью.

— Вообще-то… встречался с ней несколько раз… потом она избегала меня… а я… я не мог перестать о ней думать. Наконец… наконец написал ей письмо в Лондон. Написал, что схожу с ума… что не знаю, что со мной происходит… что не могу уже больше смотреть в глаза Айону… и… и Люси. Я не рожден для такой жизни…

И Алекс, который так много раз в своей жизни видел мужей и жен, для которых все это не представляло ни малейшей проблемы и позволяло вести гармоничную супружескую жизнь, глядя на него, признал в душе его правоту. Гарольд Спарроу не был ни соблазнителем, ни лжецом. Его трагедия родилась из его порядочности, из невозможности сосуществования лжи и правды.

— …Она приехала вчера, — продолжал Спарроу, — и мы встретились после ужина в парке. Я хотел уехать с ней, убежать отсюда, от этого чудовищного существования. Но она сказала, что за последнее время много поняла, что любит Айона и хочет с ним остаться. Просила меня ее оставить, быть мужчиной. Умоляла, чтобы я молчал. Я ей это обещал, но решил уехать. Как раз Гастингс предложил мне поездку в Соединенные Штаты. Я согласился, когда он