положено боссу, спал. Изредка, но случалось. Больше по инерции, чем по любви. Ну какая тут может быть любовь? Дел невпроворот!

Это было как сигарета в перерыве между деловыми встречами. Курить Зуев бросил легко, а вот привычка к быстрому сексу без обязательств осталась. Забыться на время, получить острое, ни с чем ни сравнимое удовольствие и снова кинуться в омут интриг.

Одни богатели, другие прогорали, сегодня ты царь горы, а завтра тебя спихнули и поделили твои активы. Определенно было не до баб.

Иначе он заставил бы Ленку сделать аборт. Как потом заставлял Зою. Егору не нужен был этот ребенок. И непонятно, зачем он нужен незамужней училке. На что она рассчитывает, интересно?

Сына Егор заметил только лет через пять. Умерла мать, и Зуев очнулся. Разрулилось. Только не так, как он планировал. Онкологию у матери Егор не рассматривал в принципе. От него скрывали до последнего. Так что вмешаться Егор не успел: найти медицинских светил, профессоров каких-нибудь, возможно, отправить мать лечиться за границу.

Он теперь все мог. Ну, почти. Потому что смерть Егор планировать так и не научился.

Гроб стоял у подъезда, и все, кто знал жену прораба Зуева, приходили с ней проститься. А таких оказалось немало. Отца Егора все еще помнили, хотя после его трагической гибели на стройке прошло уже лет десять. Но это же Зуев! Такими делами мужик ворочал!

Бывшую классную руководительницу Егор заметил в толпе не сразу. И удивился: Лена держала за руку ребенка. Мальчика. Темноволосый, застенчивый, даже робкий. Похожий на мать. Так что Егор не сразу понял, что это его сын.

– Удивлен? – зло сказала Зоя, поймав его взгляд.

Она сегодня была другая. Егор все не мог подобрать нужное слово. Но что-то в жене изменилось. И эта злость… Раньше Зоя была послушной и мужа уважала. Не спорила с ним, не проявляла характер. Оказалось вдруг, что он у Зои есть.

– У Лены есть сын?!

– Ты хоть что-нибудь вокруг замечаешь? – горько спросила жена. – Сын! Твой сын.

Он прикинул: да, все сходится. Считать Егор умел молниеносно. Хотя если лет шесть назад после вечера встречи он провел ночь у своей классухи, не факт, что Ленка забеременела именно от него. Разве спросить?

И он пошел в ту самую квартиру, где чистенькая бедность интеллигентно была прикрыта стеллажами с книгами. В богатых переплетах с золотым тиснением. А еще висели на стенах картины. Отец Лен Сергевны был не слишком известным художником, и большинство его шедевров получили в наследство ближайшие родственники.

– Как зовут? – кивнул Зуев на мальчишку, который при виде незнакомого дяди мгновенно спрятался за мать.

– Марат.

– Что за имя такое? – поморщился Зуев. – Нормально назвать не могла?

– Тебя забыла спросить!

И эта огрызается! Хотя у Ленки-то повод для обиды есть. Имеет право, если это и в самом деле ребенок Егора.

– Ты зачем пришел? – спросила Лена, видя, что он внимательно рассматривает мальчика.

– Ты зачем родила, а?

– Хочешь сказать, что разрешения на это не давал? Так и я тебя сюда тогда не звала. Сам пришел. Сам остался до утра. Спасибо тебе за это, – серьезно сказала Лена. – Вот оно, мое счастье. – Она погладила Марата по темноволосой голове. И торопливо добавила: – Нам от тебя ничего не надо.

– Не надо?! – Он зло прошелся по комнате.

Мебель советских еще времен, ковер на стене – небось по карточке брали, стенка тоже в тех многолетних очередях выстрадана. Ни единой стоящей, на взгляд Егора, вещи. Разве что книги. Но он в них ничего не понимал и не счел достойным имуществом.

Молча достал из внутреннего кармана черного кожаного пиджака портмоне и, поморщившись, пересчитал наличные. Негусто. Но вывалил на стол все, оставив только кредитки. Так же молча убрал лопатник обратно за пазуху.

– Убери, – тихо сказала Лена. – Все равно не возьму. А оставишь – сожгу.

– Ты вот что: убавь гонор. Не зли меня. А не то я приму меры. А методы ты мои знаешь. – Лена невольно вздрогнула. – Я верю, что корысти у тебя не было, когда решила моего ребенка оставить. Надо было раньше сказать. Помогать я вам буду. По отчеству как записала, кстати?

– Марат Егорович! – с вызовом сказала Лена.

– Зря. Я не гожусь в благородные рыцари. А денег дал потому, что у меня их много. Но отцовских чувств от меня не жди. Поняла?

– Я про тебя еще в школе все поняла. Не утруждайся, Егор. У тебя своя жизнь, у нас своя. Никто тебе навязываться не станет. Только людям рот не закроешь. Я же сыну врать не собираюсь.

– Я дом строю, – сказал Зуев. – За городом, далеко отсюда. Как будет готов, мы с Зоей переедем. Сама знаешь: с глаз долой – из сердца вон.

– Что ж, удачи.

В ее глазах была жалость. Зуева это удивило. Он богат, здоров и счастливо женат. Зоя ходит вместе с ним на великосветские пати и деловые ужины и смотрится шикарно. Жена-витрина. Балерина! Пусть бывшая, но школу-то престижную окончила. Старейшую в Москве балетную академию. Коренная москвичка из интеллигентной семьи, порода видна.

Жизнь удалась и состоялась, короче.

Но спустя пятнадцать лет Егор уже так не думал. Хотя и деньги по-прежнему были, и жена не потеряла форму. По-прежнему королева. Со здоровьем, правда, проблемы нарисовались, но медицина развивается стремительно. Вылечат.

А вот дети…

«Не повезло мне с ними, – с удивлением думал Егор. – А почему?»

Младший сын был еще мал, рано делать выводы. Девчонки, что с них взять? Замуж бы удачно выдать. Средняя еще ничего, шустрая. Мать ее воспитывает правильно, таскает по секциям всяким да на частные уроки. Мордашка смазливая, голова светлая. Лицом в маму, мозгами, похоже, в отца. Будет толк.

А вот старшие ни рыба ни мясо. Оба. Сына от училки Егор как наследника семейного бизнеса никогда всерьез не рассматривал. Марат учился хорошо, но неформальным лидером, как его отец, не был. В драку не лез, спортом не интересовался. Тихоня-отличник. Тем удивительнее для Егора было, что на это положила глаз Томка. Боевая девка, оторва, нахалка та еще. Вот о такой дочери Егор и мечтал. А Марат недотепа. Тряпка. Но недаром говорят, что противоположности друг к другу притягивает. Еще в школе Марат с Тамарой стали хороводиться. Она его – господи ты, боже мой! – из школы провожала! Чтоб не обижали!

Егор почти не интересовался судьбой старшего сына, да и жил теперь далеко, но Зуеву донесли. Эта вездесущая Клара, чтоб ее, Семеновна! С издевочкой так, со смешком:

– Томочка Маратика домой теперь провожает. Взяла под крылышко птенчика.