– В Ракане, Робер, – добродушно поправил сюзерен. – Ничего, теперь наговоритесь. Эрэа, если кузен будет к вам невнимателен, я посажу его в Багерлее как государственного преступника.

– Нет! Только не Багерлее! – Катарина вскочила, тяжелая прическа не выдержала, на худенькие плечи обрушился пепельный водопад. – Простите! Я... Я просто испугалась. Так глупо...

– Это вы простите, – в голосе Альдо звучало весьма несвойственное ему раскаяние, – я неудачно пошутил. Робер – мой лучший друг, мы никогда не сделаем друг другу ничего плохого. Однако, сударыня, если б не моя бестактность, я бы лишился возможности рассмотреть лучшие волосы моего королевства.

– Ваше Величество, – Катари вскинула руки, словно защищаясь, – не говорите так.

– Сударыня, – сюзерен часто прятал смущение то под бравадой, то под игривостью, но откуда знать об этом Катари? – Я – король Талигойи, и я говорю все, что считаю нужным. У вас воистину чудесные волосы.

– Ваше Величество, – сказал, что они друзья, пусть терпит, – на правах опекуна прошу вас не смущать мою кузину. Она слишком мало нас знает и может неправильно понять.

– Увы, – Альдо от души хлопнул Робера по плечу. – Но скоро она узнает нас лучше. Эрэа, я всю жизнь мечтал встретить женщину, в которой добродетель уживается с красотой, и наконец встретил.

Пустой комплимент. Был бы пустым, если б не оскорблял Мэллит, о которой этот вертопрах и думать забыл. Только бы Катарина не приняла все за чистую монету, она и так несчастна.

– Ваше Величество, – пробормотала кузина, – я... Я счастлива видеть вас... И Робера, но я не ждала гостей. Если вы позволите... Я хотела бы привести себя в надлежащий вид.

– Разумеется, – сюзерен встал и поклонился, – в вашем распоряжении будет столько слуг, сколько понадобится. Я надеюсь видеть вас на коронации.

– Ваше Величество, – она снова подняла голову, как тогда, когда отказалась оставить Фердинанда, – я прошу меня освободить от этой чести. Супруга не должна бывать при дворе, когда супруг в Багерлее.

– Как вам будет угодно, – в голосе Альдо раздражение мешалось с восхищением, – но портных и образцы тканей я вам все-таки пришлю.

– Вы очень добры, мне ничего не нужно.

– И после этого кто-то утверждает, что ангелов не бывает?! Что ж, эрэа, мы подчиняемся и уходим, но ненадолго. – Альдо честно поднялся, но до двери не дошел. Лоб сюзерена прорезали две морщинки. О чем-то вспомнил, и, видимо, о чем-то не очень приятном.

– Эрэа, я знаю, среди ваших дам есть девица Окделл.

– Айрис – моя подруга, – глаза королевы внезапно стали молящими, – я ей стольким обязана. Она меня поддерживала... Она и вдова капитана Лаик с дочерью. Если б не они, я бы... не выжила.

– Я рад, что молодая герцогиня достойна отца и брата, – с явной неохотой заверил Альдо. – Ричард писал ей, но не получал ответа. Он полагает, Айрис опасается разлуки с вами.

– Ваше Величество, – личико Катарины посерело. – Мне... Мне дурно. Разрешите мне...

Робер все-таки опередил Альдо, подхватив падающую женщину.

Сюзерен громко требовал лекаря и ругал служанок. Первыми вбежали две дуэньи – толстая и худая, затем в дверях мелькнуло испуганное девичье личико. Костлявая дама с роскошными светлыми косами втиснулась меж Робером и сюзереном и потребовала:

– Ей нужно лечь. Немедленно.

Эпинэ покорно опустил свою ношу на огромную постель. Катарина была без сознания. Хлопнул дверь, пришел врач. Белокурая дуэнья сделала реверанс:

– Сударь, есть вещи, которые женщины скрывают даже от королей. Прошу вас удалиться.

1

Сколько можно посылать цветы и записки, когда нужно прийти самому и сказать о своей любви. Громко и открыто! Пусть все знают, что Ричард Окделл любит Катарину Ариго и защищает ее своей честью, своим клинком и своим именем! Катари восхищалась отцом, но счастлива будет с сыном. Они сочетаются браком в Олларии, а потом он увезет жену в Надор, но не сразу. Замок надо перестроить, только сначала придется уговорить мать переехать во вдовью крепость.

Катарина слишком мягка и уступчива, ей нельзя жить под одной крышей со свекровью, да и сестрам пора выйти из-под материнской опеки. Этой зимой в столице опасно, но на следующий год все войдет в свою колею, и невесты из Дома Скал займут подобающее им место. Конечно, лучшей партией для них стал бы Валентин Придд, но породниться со Спрутами?! Робер старше Айрис на тринадцать лет, но это можно было бы пережить, если б не вконец испортившийся характер. Альдо считает, что Иноходца загубили старые поражения. Он не верит в победу и в свои силы. Говорить с ним все труднее, но руку Катари придется просить или у ее брата, или у Робера, только это случится не раньше, чем Ее Величество избавится от Фердинанда.

Жирного узурпатора, все еще считавшегося мужем Катари, отправили в Багерлее, хотя вернее было бы отправить его в Закат. Каким бы ничтожным ни был Оллар, он – повод для мятежа. Пусть сейчас «навозники» притихли, не следует обольщаться, весной они заявят о себе. За свободу Талигойи придется драться, и до окончательной победы доживут не все.

В дальнем конце галереи раздались голоса и топот, глухо стукнули древки алебард, хлопнули двери – сменился караул. О чем можно говорить столько времени? Юноша не знал, что и думать: Альдо не собирался задерживаться у Катари, только заверить ее в своем покровительстве и разрешить девице Окделл переселиться к брату. Это должно было занять несколько минут, но часы отбивали четверть за четвертью, а король не появлялся. Теперь Ричард ругал себя за то, что не пошел с Альдо, но первая после разлуки встреча не для чужих глаз. Своих дам королева может отослать, а заупрямившихся, буде такие отыщутся, герцог Окделл сумеет призвать к порядку, но короля выйти не попросишь. Знай Альдо правду, он бы не стал мешать, но фамильная сдержанность помешала Дикону открыться даже другу и сюзерену.

В Алатской галерее, соединявшей дворец с Охотничьим флигелем, где разместили Катари, было два десятка забранных витражами окон. Дикон третий раз кряду принимался пересчитывать разноцветные стеклышки, но всякий раз сбивался и начинал заново, а время шло, и к мыслям о Катари подленько приплетались другие, мелкие и нелепые. О горячем вине, куске хлеба с мясом и хоть какой-нибудь скамейке.

Увы, галерея не предназначалась для ожидания, в ней не было мебели – только картины и охотничьи трофеи, хорошо хоть обошлось без кабаньих голов. Злые языки могут извратить все, в том числе и герб, а злых языков в Олларии хватает даже сейчас. Намарал же кто-то на воротах: «Свинья в вороньих перьях». Надпись смыли, осадок остался.

Ричард вздохнул, привалился к стене, стараясь, чтобы вес приходился на спину, и опять принялся считать стекла. Он так и считал, пока в дальнюю дверь не ввалился наглец в лиловой ливрее с корзиной хризантем. Ричард никогда не любил эти разлапистые, пахнущие дымом цветы, но сегодня они казались особенно нелепыми. Хотя чего ждать от Спрутов? Даже хорошо, что Валентин ничего не понимает в цветах.