– Зови брата! – сказал он вполголоса и взял со стола второй нож.

– Нэ-э... – Шалва замотал головой, аки оглушенный кувалдой бык.

Да он и в самом деле был оглушен. Страхом.

– Зови, гнида горбоносая! – произнес страшным шепотом Андрей.

– Исай, Исай, ты где?! Иди сюда!

– Вот сука! Одного ей мало... Иду!

Звуки включенного телевизора сыграли с Исаем дурную шутку – он попросту не слышал того, что все это время происходило в кухне. Потому ввалился в нее, ничего не подозревая.

Первое, что он увидел, – голую волосатую задницу своего брата, стоящего на полу в позе «Оленя, пьющего воду из ручья».

– Не понял, э! Кто тут кого раком ставит?!

– Я, – сказал без эмоций Андрей и метнул второй нож.

И все повторилось. Исай бросился на четвереньки, а нож с глухим стуком и резким дребезжанием вошел в дерево косяка в сантиметре от своего брата-близнеца...

– Развлекаетесь? Ну-ну... Рожи в пол, и руки за спину! Быстро!!! – Это был не крик. Не крик человека... Это был рев раненого ягуара.

Так быстро братья никогда в жизни, наверное, не выполняли приказаний.

– Значит, групповушку любите, дети гор? – Филин говорил медленно и вполголоса, отчего производил еще более жуткое впечатление. – Козоебы... Да так, чтоб во все дыры? Молодцы, молодцы... Ну, вот сейчас и попробуем.

– Нэ-э...

– Молчать, падаль!.. Вот сейчас мы тебя, дорогой, целкости и лишим... Только пялить тебя будет твой брат – я такой секс не люблю...

– Так не говори, да! – поднял голову Шалва.

– Рыло в землю!!! – рыкнул Филин и метнул в дверь третий нож.

– Ну, что, Изя? Давай, погладь братца по его «волшебному очку».

– Нэ буду!!!

– Ты, ишак вонючий, даже не представляешь, как ты ошибаешься!.. Мне сейчас ничего не стоит вызвать сюда полицию по поводу извращенного группового изнасилования моей жены, а ее вот, – Андрей ткнул ножом в сторону жены, – отправить на медкомиссию... А петушиная статья – она во всем мире петушиная... И харить вас там, козлов горных, будут все кому не лень... Или замочу вас обоих сейчас, будучи в состоянии аффекта по тому же поводу...

Исай безумными от страха глазами смотрел на Филина.

– Ты че, пидор, не видишь, что я невменяемый!!! Рыло в землю!!! – И опять в квартире Филина рычал ягуар.

И еще один нож на половину лезвия вошел в дерево двери.

– Давай, козоеб, погладь братика по попке – пусть ему приятно станет.

– Нэ делай так, да! Нэ нада! Как брата прошу!

– Я тебе не брат, падла!!! Твой брат рядом с тобой стоит раком и ждет, когда ты его оттрахаешь в жопу, как мою жену!.. А потом он тебя!.. И если трепать языками не будете, то никто и не узнает... А вам, глядишь, и понравится – будете потом друг друга по-семейному, по-братски... Начинай, пидор, не дразни судьбу!!!

И Исай стал дрожащей рукой гладить по напрягшемуся заду своего брата.

Филин сидел и смотрел, сузив глаза, на эту омерзительную картину, а за холодильником сидела на полу совершенно голая Анна и глазами, полными ужаса, смотрела то на него, то на Исая. Она видела сбоку что-то, чего не мог наблюдать Андрей.

– Ну-ка, Изя, приподнимись-ка!

Исай оторвал руку от пола, оставаясь на коленях, и очень медленно разогнулся.

– Посмотри-ка, Шалва!!! Да он тебя хочет больше, чем бабу!.. Он тебя, наверное, уже давно хотел, только не признавался!.. Вот такие вы все, козоебы, козлоебы – родному брату засадить готов, чтобы свою вонючую шкурку спасти...

Шалва с ненавистью уставился на огромный вздыбившийся «агрегат» своего брата, нервно подрагивавший у самого его лица. «Прибор», надо сказать, был выдающихся размеров. А Исай плакал.

– Ну, вот! – продолжил экзекуцию Филин. – Все готовы... Давай, Изя, заходи к нему сзади... Сейчас натрахаешься! А ты, халва, давай «булки» свои разведи ручками пошире, а то братишка смазочку забыл, а на сухую у тебя жопа треснет! Давай!!! А потом ты его...

– Нэ-э-эт! – прокричал Шалва, как загнанный зверь.

И...

Под ним стало расплываться вонючее желтое пятно...

– Вот видишь, Аннушка, женушка моя родная, под какую мразь ты ложилась и кого ты, дорогуша, считала, наверное, настоящими мусчинками?.. Один готов родного брата опустить от страха, второй, от того же страха, обоссался!.. Размер фуя, солнышко мое дорогое, – это еще не размер мужественности! Запомни это на всю жизни – авось пригодится...

Анна, сидя на полу кухни, рыдала взахлеб.

– Так, братья кролики-педики, пять секунд вам исчезнуть из моего дома... Я уже не могу больше сдерживать свои желания! А они у меня есть!!! – Андрей облизал языком лезвие огромного, устрашающих размеров, поварского ножа. – Не успеете – я не виноват... Время пошло!!!

Через шесть секунд за окном квакнула сигнализацией машина, взревел двигатель и раздался резкий свист резины по асфальту – Шалва стартанул не хуже Михаэля Шумахера.

– ...И что мне с тобой сейчас сделать? Сама скажи! Жена...

– Прости меня, пожалуйста!..

– Ну уж не-ет!.. Я все же себя еще уважаю! И мне надоело быть клоуном в городе! Я долго терпел и не желал верить! Хотя и знал... Прощения не будет – это конец!.. Я спрашиваю, что мне с тобой сейчас сделать! Просто морду набить, изуродовать, как бог черепаху, или покалечить на всю оставшуюся жизнь? Что?!

– Не надо!!! Пожалуйста... У нас же дочка!

– И скажи спасибо, что она есть!.. Прибери весь этот бардак! И быстро – я спать хочу!.. И за ебарями своими подотри!..

Анна попыталась было завернуться в халатик, но:

– Э нет, родная! Так не получится! Раз уж ты двоих чужих мужиков не стеснялась, то уж меня, родного мужа, тоже не надо! Так все уберешь!..

Это было жестоко. Человек, каким бы сильным он ни был, без одежды при свете чувствует себя абсолютно незащищенным и униженным под чужими взглядами. Если он, конечно же, не нудист или эксгибиционист. Этот психологический пресс бывает иногда потяжелее пресса физического, ибо уничтожается человеческое «я».

И плачущей Анне ничего не оставалось, как начать наводить в доме порядок голяком...

– А теперь пошла вон! – сказал Андрей, дождавшись окончания уборки.

– Что?

– Я сказал тебе: вон отсюда!

– Куда же я пойду? Два часа ночи!

– Мне все равно! Хоть к братьям, хоть к подружкам, а можешь к Лене или родителям.

– Хорошо... – и направилась было в спальню.

Но Андрей ее остановил:

– Сейчас! Прямо так, голой! Вон!