Было больно, тошно и стыдно, но очистительные функции организма остановить невозможно, да и не нужно.

Еле отдышавшись, я добрела до раковины. Умывание, подмывание, полоскание себя до пояса. Времени ушло минут пятнадцать.

Вернувшись обратно в комнату, я застала только темного парнишку Мишу и Людку-истеричку.

— Люда, мне нужно в город, меня ищут…

— Забудь. — Людка терла грязной губкой пластик обеденного стола. — Мы сегодня дежурные. Нужно сготовить обед, подготовить продукты для ужина и убраться. Миша, чего сидишь? Тащи швабру и воду, будешь полы мыть!

— Люда! — Я пощелкала перед носом злющей зануды пальцами. — Ты меня слышишь? Мне нужно…

— Слушай, ты! — Людка бросила на стол грязную губку. — Ты мне тут ультиматумы не ставь! Тебе нужно — узвиздовывай отсюда! А мне нервы не мотай.

Я набрала воздуха для объяснения, но Людка-истеричка приставила к моему заживающему сломанному носу жилистый кулак.

— Я тебе врежу по поганому переломатому носу! Кровью зальешься! И сказок мне не рассказывай! У нас тут все сказочницы. Послушаешь, так всех ищут, всех любят, заботятся. А нету этого!

Людка так орала, так брызгала слюной и ненавистью, что я реально испугалась. Не собиралась она меня ни слушать, ни сочувствовать. А уж про «понимать» вообще можно было забыть.

Закрыв глаза, я досчитала до семи, сдерживаясь от ответной истерики, от бесполезной драки, от ало-белой пелены неразумной ненависти.

— Не ори, Люда, дай сориентироваться.

Что удивительно, Людка в ту же секунду успокоилась и взялась за веник.

Сосредоточившись, я заново осмотрела помещение, в котором провела ночь и, если не повезет, вынуждена буду провести еще несколько дней. Женский отсек, метров в двадцать, отделялся от мужского только выступом стены, объединял их общий коридор-холл.

На двадцати метрах буквой «п» расположились пять двухэтажных нар, сколоченных из сосновых досок. Посередине стояли раскладной диван, квадратный стол и четыре стула.

На мужской половине я увидела те же нары и два стула, заваленные грязной одеждой. На прислоненной к стене бывшей двери были набиты гвоздики, на которых болталась гора замызганных обносков. Но больше всего поражали те тряпки, которые до того, как умерли, были постельным бельем.

— Миша! — я чуть повысила голос, но люди, привыкшие подчиняться, реагируют на мои просьбы моментально, на подсознательном уровне. Коренастый Миша тут же появился за моей спиной. — Миша, вы куда в туалет ходите?

Я не оборачивалась, пристально рассматривая пол под нарами, где тоже темнело что-то пахучее.

— В туалет.

— А ты заметил там белый прямоугольный агрегат со стеклом посередине?

Я не оглядывалась, чувствуя, как Миша начал нервничать, не понимая ситуации.

— Чего?

— Стиральную машину ты там видел?

— Видел.

— Снимай все тряпье, будем стирать.

Из-за выступа стены показалась голова Людки.

— Давно пора.

— Я не буду. Что я — баба? Тебя назначили, ты и стирай грязное.

— Ты? — стараясь не дышать, я повернулась к Мише и посмотрела ему в глаза. — Почему Арнольд Шварценеггер может менять белье в собственном доме, миллионеры следить за чистотой, а ты, вошь подземная, брезгуешь?

Это все я хотела сказать, но не сказала.

— Миша, всякий нормальный человек обязан следить за гигиеной. Я бы сама сняла, но меня очень тошнит. А ребятам скажи, что это я им белье выстирала. Где чистое лежит?

— В тумбочке.

Оказывается, под горой грязной одежды были не только стулья, но и тумбочка.

— И вещи перестираем тоже. Начинай.

Через пять часов по всему туалету приятно пахло развешенное чистое белье. В «комнатах» блестели кафельные полы, около обеденного стола я оттерла грязную стену.

Людка с удовольствием на меня поглядывала, готовя жареные грибы с картошкой. Зазвонил ее телефон, и она радостно заорала в него:

— Она тут такое наделала! Она не просто убралась!.. Очень чисто. Да, подождите… Она даже узбеков заставила сменить постельное белье! Представляете! Это уже три месяца никому не удавалось! А вот с тех пор, как вы их обязали застелить это самое постельное белье, так они его и не меняли. Даже после уборки в затопленном сортире. Куда? Согласна.

Отключив телефон, она первый раз улыбнулась:

— Любовь Николаевна звонила. Будешь завтра с Катей в грибном цехе работать, там нужна абсолютная чистота.

* * *

Остановив машину на центральной площади, Жора выскочил из нее на снег и огляделся. Яркое солнце, сугробы, отделение милиции слева, жилые пятиэтажки справа, дальше консервная фабрика по обработке оленины, гаражи, склады.

Куда идти? Для начала в родную милицию.

Дежуривший Виктор Павлович повторил то же, что вчера говорил Тане. Принимать заявление он отказался, разговаривать не захотел. Жора видел его настроение и понял, что ловить здесь нечего.

— Я уже ухожу, но можно звоночек сделаю?

Майор отмахнулся:

— Звони. Когда объявится ваша пьяница, отзвонитесь мне, я ей лекцию прочту о правильном поведении в чужом городе.

— Понял, не дурак. — Жора набрал телефонный номер. — Алло, Зоя, это я. Хочу к тебе зайти минут через десять.

Голос Зои хмыкнул недоверие:

— Ты чего, Жора, разыгрываешь меня?

— Нет, я в городе, есть дело.

— Тогда, — Зоя кашлянула. — купи шампанского бутылок пять, ветчины килограмм-другой, ананасов и приходи… Да прикалывается он, девочки, какой город? Из Москвы звонит, дразнится.

Не через десять минут, а через полчаса Жора заносил пакеты с шампанским и деликатесами на склад. Шесть сотрудниц встретили его радостным визгом и поцелуйчиками. Зоя наблюдала за Жорой через стекло своего кабинета. Отдав женщинам пакеты, Жора открыл прозрачную дверь бухгалтерии.

— Я вчера прилетел. И сразу к тебе.

— Жора, не компостируй мне мозги. Ты за полгода позвонил два раза. На Новый год и когда напился в стельку.

— Зоя, мне помощь нужна. У нас человек пропал. Вчера в город съездила, а в поселок не приехала.

— Ты себя слышишь? — Зоя демонстративно работала за компьютером. — Я еще должна твою бабу искать.

— Зоя, — Жора подошел ближе и протянул букет мелких гвоздик. — Я соскучился. Пойдем шампанского выпьем?

В кабинет заглянула Света.

— Жора! Мы чего, без вас садимся?

И так стрельнула глазами в сторону Жоры, что Зоя тут же встала и забрала цветы.