В ненастные дни Нейл исчезал в его собственном отдельном убежище, которое он выстроил себе сам, и мастерил из дерева всякие причудливые диковинки или сооружал мебель, чтобы сделать наш домик чуточку уютнее. Например, он сделал ставень, который прекрасно подходил к окну, и теперь нам не угрожали сквозняки. Еще он смастерил кресло со спинкой и подлокотниками, которое заменило шаткий табурет. Я украшала дом ракушками с пляжа и деревянными фигурками, которые делал Нейл и даже куском цветной сети, которую выбросило на скалы, но вскоре Нейл стал жаловаться, что в доме становится слишком тесно.

По ночам я скромно укладывалась на свою постель за муслиновой ширмой, а Нейл вежливо дожидался, пока я скроюсь, и лишь потом раздевался сам и ложился на свою койку у окна. Я лежала, вслушиваясь к его дыханию, когда он засыпал, чувствуя близость к нему и желая миновать все барьеры, чтобы оказаться рядом с ним. Нейл изо всех сил старался не касаться меня, за исключением тех ничего не значащих случаев, когда он, например, передавал мне за ужином тарелку или помогал мне передвигаться по скалам в те редкие минуты, когда нам удавалось погулять вдвоем.

Тот солнечный день, когда мы рядом лежали на дюнах, стал казаться мне сном, и ром долго оставался нетронутым, как будто он представлял то искушение, которое могло ввести нас во грех. Хотя, признаюсь, когда однажды я возвращалась домой и увидела, как Нейл купается в озерце, я не прошла мимо и не отвела глаз. Мы оба время от времени мылись в прохладной родниковой воде. Хотя морские ванны были чудесны, вода в море все же была соленой и повсюду был песок, так что к тому времени, как мы уходили с пляжа, требовалось как следует помыться. В тот раз я собирала ягоды и подошла к озерцу с подветренной стороны. Наверное, поэтому Нейл не заметил меня. Он стоял ко мне спиной, обнаженный по пояс, поливая чистой водой голову и плечи. Его силуэт отчетливо виднелся на фоне бледно-голубого сумеречного неба. Вот он поднял руку и пригладил свои черные волосы, они стали влажными и блестящими, как шкурка выдры. Заходящее солнце сверкало в капельках воды, стекавших по его плечам и спине. Я не могла отвести глаз, во рту стало так сухо, как будто там был песок, сердце отчаянно билось.

Наверное, я неаккуратно пошевелилась в своем укрытии, потому что он обернулся, и на некоторое время его глаза встретились с моими. Мои ноги задрожали так сильно, что мне показалось, что я сейчас упаду в тростник. Все еще глядя мне в глаза, он отступил от воды и потянулся за рубашкой. Он натянул ее, и ткань плотно облепила его мокрое тело. Он ушел, не сказав ни слова.

Мы не говорили друг с другом весь этот вечер, и воздух между нами так сгустился от невысказанных чувств, что его можно было резать ножом.

На следующий день, желая немного облегчить напряженность, я попросила Нейла сделать шахматную доску. Сентябрь вступил в свои права, дни делались все короче. Мне не хотелось проводить долгие вечера в неловком молчании. Я собрала с пляжа раковины гребешков для пешек, ракушки-блюдечки для коней и красивые ракушки-вееры для королей и королев.

— Вы умеете играть в шахматы? — спросила я, когда мы поужинали солониной и расчистили на полу место для доски.

— Конечно, — кивнул Нейл. — В шахматы я играю с детства. Держу пари, я легко вас обыграю.

Его слова, естественно, подзадорили меня.

Папа рано научил меня играть, и я играла довольно неплохо, но с большою долей опрометчивости, которая была мне присуща во всех жизненных ситуациях. Мне так отчаянно хотелось выиграть, что я часто делала поспешные ходы. Вскоре Нейл съел моего ферзя, и я поняла, что он — хороший стратег.

— Давайте сыграем три партии, — быстро предложила я, расставляя фигуры.

Я видела, что Нейл смеется надо мной, и, хотя вторая победа могла достаться ему так же легко, я старалась изо всех сил и чуть не победила его.

— Вы и столярничать научились в детстве? — спросила я, в конце концов сдавшись и рассеянно гладя пальцами сделанную им шахматную доску. — Едва ли столярное дело подходит внуку графа.

— Столярному делу меня обучил садовник в Страсконане, — не стал отпираться Нейл. В свете пламени лицо его помрачнело. — Отец не одобряя это занятие.

— Вы никогда не рассказывали о своих родителях, — сказала я, закутавшись в клетчатую шаль и придвигаясь ближе к огню.

— Да, — сказал Нейл, привстав и протягивая руки к огню. — Я обманул их надежды. Они хотели видеть во мне типичного отпрыска благородного семейства, который бездумно угнетает арендаторов и охотится на птиц. Мне же хотелось заниматься более полезными делами, которые родители считали недостойными.

Я взяла деревянную фигурку, вырезанную Нейлом. Он замечательно отшлифовал ее, и на ощупь она была почти шелковой. В полумраке дерево выглядело призрачно-бледным.

— Мне очень нравятся ваши поделки. — призналась я. — И Слава богу, что вы полюбили такое полезное занятие. Если бы вы не смастерили столько вещей, которые облегчили нам жизнь, уж и не знаю, как бы мы здесь устроились!

Я замолчала и посмотрела на него. Нейл улыбался, сердце у меня дрогнуло. Я поспешно моргнула и отвернулась.

— Я знаю только книжные премудрости, — довольно невпопад выскочило у меня, — потому что меня учили по книгам… Но мой папа, по крайней мере, всегда мною гордился.

— Мои родители умерли много лет назад, когда мне едва исполнилось шестнадцать, — задумавшись на минуту, проговорил Нейл. — И хотя их смерть, меня опечалила, я ощутил и облегчение. Наконец-то я освободился от тяжкого бремени их недовольства. Ну а вы… — Он склонил голову и посмотрел на меня. — Мне кажется, вы до сих пор горюете по своим родителям. Временами у вас бывает такой печальный вид.

Горе снова сдавило мне грудь.

— Да, я горюю по ним, — хрипло сказала я. — Бывает, мне не хватает мудрого совета отца. А мама… — Я помолчала. — Мама была для меня самой красивой, любящей и доброй, и мне без нее очень одиноко.

Нейл не стал утешать меня банальными фразами, а просто взял меня за руку, и его пальцы переплелись с моими. Его рука была сильной и теплой, а прикосновение — успокаивающим, и этот жест заставил меня почувствовать себя, лучше, хотя и разрушил в моем сердце все защитные барьеры, которые я возвела против него. Я понимала, что не могу разлюбить его просто потому, что мне так хочется. Я знала, что для меня это будет долгий и тяжелый путь.

— А как же ваш дядя, граф? — спросила я. — Он доволен вами?

Нейл рассмеялся и отпустил меня:

— У него нет выбора, ведь я — его единственный наследник.

— Но вы говорили что он хороший человек, — настаивала я.

— Он хороший человек потому, что он работает вместе со своими арендаторами, вместо того чтобы выгонять их прочь со своих земель и отбирать у них пастбища, — с горечью ответил Нейл. — Я уважаю дядю, потому что в наше время все землевладельцы только и знают, что отбирать все, до чего дотянутся их длинные руки.

Я подумала о сквайре Бенни, отобравшем общинную землю в Эплкроссе. Многие фермеры вынуждены были уехать в города искать другую работу, потому что они не могли прокормить свои семьи. Если граф Страсконан больше думает о своих арендаторах, чем большинство из его окружения, возможно, кое-кто считает его мягкотелым глупцом. Меня же его отношение восхитило.