Она пожала плечами, зная, что это движение ей плохо удается. – Забудь.

– Ты беспокоилась обо мне.

– Это было минутное безумие. Оно прошло. – Но ее руки уже зажали его в крепком объятии. Она пообещала себе, что подумает о своем поведении позже. А сейчас, ей надо успокоиться. – Что здесь случилось?

– Не теперь, глядя поверх ее головы он увидел, как санитары с трудом преодолевают откос вместе со своей отвратительной ношей. – Езжай домой, Клер.

– Я не собиралась совать нос в официальные дела, – начала она. Когда она взялась за ручку дверцы, то обернулась собираясь извиниться перед Бадом. Она увидела толстый пластиковый черный мешок. – Кто это? – прошептала она.

– Бифф.

Медленно она повернулась и посмотрела на Кэма. – Что случилось?

Его взгляд теперь не был раздраженным, но ровным и далеким. – Нам еще не все известно.

Она положила свою руку на его. – Я не знаю, что сказать тебе. Как ты собираешься сейчас поступить?

– Сейчас? – он потер рукой лицо. – Теперь я поеду на ферму и скажу матери, что он умер.

– Я поеду с тобой.

– Нет, я не хочу…

– Может ты и не хочешь, но твоей матери может понадобиться поддержка другой женщины. – Она вспомнила свою собственную мать, когда та пришла с веселой вечеринки у друзей и обнаружила санитарную машину у подъезда, толпу людей на лужайке и своего мужа в мешке. – Я знаю, что это такое, Кэм. – Не дожидаясь согласия, она проскользнула в машину. – Я поеду за тобой.

Ферма, на которой вырос Кэм, мало изменилась за тридцать лет. Кое в чем она даже сохраняла некоторое очарование тех лет, когда его отец был жив. Пятнистые коровы все еще паслись на кочковатой земле за сараем и доильной. Холмистое поле сена слегка волновалось от легкого весеннего ветра. Красные род-айлендские цыплята клевали зерно и попискивали за своей оградой.

Шаткий трехэтажный дом украшало широкое крыльцо и узкое окно. Краска потемнела и отслаивалась. Немало оконных стекол были с трещинами, а на крыше во многих местах не хватало кровельной дранки. Бифф не любил раскошеливаться на что-то, что не обещало выгоды, за исключением пива или шлюх. Кэм вспомнил, что он давал своей матери денег на гравий два месяца назад. Он представил, как она получает деньги по чеку, а затем передает их Биффу.

Он знал, что ее огород позади дома был засажен и тщательно выполот. Но не было цветов на клумбах, которые она когда-то очень лелеяла. Они были полны знахарской травы и виноградными лозами на подпорках.

Он вспомнил один день, очень похожий на этот, когда ему было лет пять или шесть – он сидел рядом с ней на земле, а она взрыхляла землю для анютиных глазок. Она пела тогда.

Как часто с тех пор он слышал ее пение?

Он припарковал машину на тропинке с почтенного возраста «Бьюиком» матери и ржавым пикапом. Блестящего новенького кадилака Биффа нигде не было видно. Он молча подождал, пока Клер присоединится к нему. Она взяла его за руку, и прежде чем они начали взбираться по просевшим ступенькам крыльца, быстро пожала ее.

Он постучал, и это ее удивило. Она не могла себе представить, что надо стучаться в дом, в котором выросла и в котором еще живет твоя мать. Она задумалась, придется ли ей стучаться в дом, в котором ее мать и Джерри будут жить, по возвращении из Европы. Мысль была болезненная, и она отогнала ее от себя.

Джейн Стоуки открыла дверь, вытирая влажную ладонь о фартук и щурясь от солнечного света. Она пополнела за последние десять лет. Кэм подумал, что теперь ее по фигуре можно называть матроной. Ее волосы, когда-то пышные и белокурые, приобрели скучный, нейтральный цвет. Она завивала их дважды в год у Бетти, расплачиваясь своими скудными деньгами. Но теперь они были зачесаны назад и скреплены двумя большими заколками.

Когда-то она была хорошенькой. Кэм все еще помнил, как гордился ею и почти влюблялся, когда был маленьким мальчиком. Все говорили, что она самая красивая девушка в округе. Она удостоилась титула Королевы Фермы за год до свадьбы с Майком Рафферти. Где-то была ее фотография, в белом платье с оборками, с лентой победительницы на груди, ее молодое торжествующее лицо светится восторгом и обещанием.

«Теперь она постарела», – подумал Кэм с внезапной болью в груди. Старая, изношенная и изнуренная. Почему-то еще хуже было видеть следы девичьей красоты в чертах ее усталого лица.

На нем не было макияжа. Бифф сказал, что не потерпит, если его жена будет накрашена как шлюха. Под глазами, когда-то светлыми, любопытными, образовались темные тени. Вокруг губ, которые мечтал целовать каждый парень в Эммитсборо тридцать пять лет назад, были глубокие морщины.

– Мама.

– Кэмерон, – привычная дрожь испуга исчезла, когда она вспомнила, что Биффа нет дома. Когда она увидела Клер, то подняла руку к волосам – общий жест женского смущения. – Я не знала, что ты придешь, и с компанией.

– Это Клер Кимболл.

– Да, я знаю. – Она вспомнила о своих хороших манерах и улыбнулась. – Я помню вас – девочка Джека и Розмари. И я видела ваши рисунки в журналах. Зайдете?

– Спасибо.

Они вступили в гостиную, с обшарпанной мебелью, накрахмаленными салфетками и сверкавшим телевизором с большим экраном. Бифф любил развалиться, потягивая шесть банок пива и глядя детективы или бейсбольные матчи.

– Садитесь. – Джейн снова нервно вытерла руку о фартук. – Я могу сделать чаю со льдом.

– Ничего не нужно, мама. – Кэм взял ее за беспокойные руки и подвел к софе. «Она пахла им», – подумал Кэм и сжал зубы.

– Да это не сложно, – она натужно улыбнулась Клер, севшей на стул в противоположном конце комнаты. – Сегодня жарко. И влажно, после дождя.

– Мам. – Кэм все еще держал ее руки, ласково их потирая. – Мне нужно поговорить с тобой.

Джейн закусила губу. – Что случилось? Что-то случилось. Ты снова подрался с Биффом. Это неправильно, Кэм. Неправильно, что ты дерешься с ним. Ты должен уважать его.

– Я не дрался с Биффом, мама. – «Мягко об этом не скажешь, – подумал он. – Это не легко». – Он мертв. Мы нашли его этим утром.

– Мертв? – Она повторила это слово, как будто слышала его в первый раз. – Мертв?

– Это случилось прошлой ночью. – Он поискал слова сочувствия к покойнику, которые не резали бы ему слух. – Мне очень жаль, что приходится тебе это говорить.

Медленно, как кукла на веревочке, она отняла свои руки от него и прижала их ко рту. – Ты – ты убил его. О боже, боже мой! Ты всегда говорил, что убьешь его.

– Мам. – Он потянулся к ней, но она отпрянула и начала раскачиваться. – Я не убивал его, – сказал Кэм спокойно.

– Ты ненавидел его. – Она закачалась быстрей, взад-вперед, взад-вперед, устремив взгляд бесцветных глаз на него. – Ты всегда ненавидел его. Он был грубоват с тобой, я знаю, но для твоего же блага. Для твоего же блага. – Она говорила быстро, слова сворачивались в путаный клубок, пока она ломала руки. – Твой отец и я, мы испортили тебя. Бифф мог это видеть. Он заботился о нас. Ты знаешь, что он заботился о нас.