И не важно, что он гость.

В ее доме.

Бланш зловеще прищурилась.

Найтли ответил невозмутимым немигающим взглядом. Человек, добившийся в жизни такого успеха, не мог не обладать способностью выиграть состязание взглядов.

— Я требую, чтобы дверь гостиной оставалась открытой, — резко заявила она. — Не хватало мне аморальных гнусностей, которые послужат дурным примером моим детям!

С этими словами она повернулась и быстро зашагала прочь. Об ее уходе никто не пожалел.

Не будь Дерек в образе Всевластного Повелителя, вполне мог бы разинуть рот.

Неужели эта женщина настолько плохо знала Аннабел? Он был готов поставить на кон свое состояние, что Аннабел — последний человек на земле, способный развратить невинных деток. И последняя женщина на земле, которая могла бы послужить дурным примером. Она — образец добродетели.

Или он тоже не знал Аннабел?

Кстати, о маленькой плутовке: все это время она скрывалась за его спиной, и теперь он повернулся к ней лицом. Улыбнулся. И уселся на чертовски неудобном диване.

— Моя дорогая Аннабел, вам придется мне кое-что объяснить.

Домашнее расследование

Герцог Кентский уволил секретаря, обнаружив, что того подкупом склонили передавать информацию автора «Морнинг кроникл». Ожидаются аресты издателя и репортера.

«Лондон уикли»

Из всей истории плохих дней, по убеждению Аннабел, этот был в первой десятке. Хуже были только смерть и похороны родителей и тот день, когда Бланш вышла замуж за ее брата.

Только сегодня утром она рассорилась с подругами. Все эти годы она боялась, что они посчитают ее скучной или глупой. Сегодня ее страхи подтвердились. Все, как она предполагала, и даже больше.

И даже хуже. Найтли просил ее покрыть себя позором… ради него. Она не согласилась… но ведь и не отказалась. Мало того, защищала Найтли, хотя следовало бы постоять за себя. И его приезд и извинения только подтверждали правоту Джулианы. Она дура.

Если бы она не помешалась на Найтли, забыв о здравом смысле, благоразумии и других холостых мужчинах, вполне возможно, уже успела бы выйти замуж за другого, иметь свой дом и очаровательных детишек.

Аннабел вспомнила о мистере Натане Смайте и его пекарне. Она всегда умела печь хлеб. Так почему же не делать это в своей кухне, вместо того, чтобы быть рабыней у неблагодарной Бланш?

Аннабел представила Найтли, который нанес бы ей визит, когда ей исполнилось двадцать два года. Только не так. Не тогда, когда на ней самое поношенное платье, а глаза красны после того, как она прорыдала всю дорогу в кебе, нанятом от Мейфэра до Блумсбери.

Не сейчас, когда она невежливо проигнорировала его извинение, вспылила, разразилась слезами, спрятала лицо у него на плече и стала громко всхлипывать.

Дерек обнял ее, и как же это было прекрасно, когда сильные мужские руки крепко сжали ее, защищая от всего мира. Она хотела бы наслаждаться этими ощущениями дольше. Однако слишком хорошо сознавала, что промочила его белую рубашку из тонкого полотна. И что ее мечта осуществилась: Найтли обнимает ее. Но Аннабел была слишком расстроена, чтобы смаковать каждое мгновение.

Жестокий, жестокий мир.

И тут появилась Бланш и унизила ее. Одно дело — обращаться с ней, как со служанкой, в семейном кругу. Но сделать это в присутствии Найтли! Словами не описать ее стыда от сознания того, что теперь он увидит, как она ничтожна и нелюбима своей семьей, в своем доме.

Он никогда ее не полюбит. Даже при самом буйном воображении Аннабел не могла представить, что такой сильный и властный мужчина способен увлечься глупой, ничтожной и никому не нужной девицей вроде нее!

— Мисс Свифт, — сурово сказал Найтли, садясь на диван. Она стояла перед ним, эмоционально истощенная и ужасно уставшая.

— Моя дорогая Аннабел, — прошептал он, и она невольно спросила себя, уж не издевается ли он.

Она вздохнула.

— Вам придется кое-что объяснить, — приказал Найтли. Можно подумать, гостиная Свифтов — это его кабинет в издательстве! Но это не кабинет. И она не обязана ничего объяснять.

Аннабел так ему и сказала.

— Это не ваш кабинет. И я не обязана ничего вам объяснять, — бросила она, складывая руки на груди. Привиделось ей, или он уставился на ее вырез?

— Аннабел, вы с каждым днем все больше меня интригуете, — признался он, и она потрясенно приоткрыла рот.

— О чем вы?

— Общество ликвидации женской неграмотности? — в свою очередь, спросил он, вскинув брови. Аннабел снова вздохнула и села рядом.

— Они не знают правды, — призналась она.

— Вы храните эту тайну три года? — недоверчиво спросил он.

— Три года, семь месяцев и пять дней, — по привычке уточнила Аннабел. — Они не читают «Уикли», а я никогда не пыталась подсунуть им экземпляр. Боюсь, они не одобрят моего занятия и запретят мне работать в газете.

Ведь это было нечто, принадлежавшее ей одной. Работа на «Лондон уикли» стала ее тайной, счастливой жизнью. Советовать и помогать другим людям стало ее талантом и призванием. И Аннабел радовало, когда это признавали другие. Как бы много она ни помогала дома, родные никогда не отдавали ей должного.

— Как вы могли хранить секрет так долго? — спросил Найтли, испытующе глядя на нее.

— Мистер Найтли, — нетерпеливо начала она, принимаясь вышагивать по убогой комнате. — Я существую в тени. Незамеченной и в пренебрежении. Я не досаждаю людям. Живу, чтобы служить. Я профессионально решаю проблемы других людей, часто за счет своих собственных. Никто не ждет от меня чего-то особенного. Даже если бы вы сейчас объяснили Бланш, кто вы такой и зачем пришли, и что я делаю в газете, потребовалось бы не менее четверти часа, чтобы убедить ее в правдивости ваших слов.

— Понятно, — обронил он после долгого молчания.

— Правда? Вы действительно понимаете?

— Начинаю понимать, — признался он, глядя в открытую дверь. — Но почему вы считаете, что это Джулиана заставила меня извиниться?

— Знаете, с вашей стороны крайне дерзко являться сюда и меня допрашивать, — процедила Аннабел, поскольку не желала отвечать на этот вопрос и объяснять, что Джулиана вечно сует нос в чужие дела, и что она не верит в способность Найтли понять, в какое ужасное положение он ее поставил своей просьбой.

— Я приехал только для того, чтобы извиниться. Допрос был вызван океанами домашних драм, свидетелем которых я стал в этой гостиной. Кроме того, я добился успеха не потому, что постоянно отходил в сторону, — напомнил он девушке, которая всю жизнь умело лавировала, отступая на шаг вправо или влево. Лишь бы не оказаться у кого-то на пути.