— Чтобы ты влюбился и под воздействием высокого светлого чувства смягчился и облагородился. А то с тобой совершенно невозможно разговаривать! — И Сахалтуев с хохотом вылетел за дверь.

— Ну да, — вслед ему бросил майор, — чувства. Держи карман шире. Все они стервы, одна другой краше.

* * *

Строго говоря, доблестный майор не был так уж не прав. Во всяком случае, Татьяна охотно бы согласилась с его мнением о женщинах. Просто она считала оное мнение роскошным комплиментом. Стерва, в ее понимании, была женщина не столько вредная, сколько неукротимая. Такая себе ведьма и по профессии, и по призванию.

Она выскочила из машины перед офисом Сергея минут за пять до начала рабочего дня. Тото собиралась еще осмотреться на новом месте и сделать пару звонков, так что к дверям летела, не разбирая дороги. И неожиданно уперлась вот что-то необъятное, большое и сопящее. Подняв голову, она обнаружила, что дорогу ей заступает «горилла» в шикарном костюме, с букетом цветов и бутылкой вина.

«Горилла» походила на боксера — прижатые к черепу уши, нос, буквально размазанный по лицу блином. Прическа как таковая отсутствовала, крохотные глазки буравили женщину, которая выглядела на его фоне просто Дюймовочкой возле Кинг-Конга. Очевидно, процесс опознания наконец завершился, и Кинг-Конг исполнил великолепную голливудскую улыбку, тянувшую на «Оскар».

— Добрый день!

— Вам повезло! — не выдержала Татьяна, вспомнив коронную фразу уличных коммивояжеров.

— Нет, что вы! — испугался он.

— Неужели не повезло?

— Ну что вы… — «Горилла» обиженно посмотрела на вредную барышню и строго предупредила: — Я начну сначала.

— Конечно, конечно, — едва сдерживая смех, произнесла Татьяна, которая уже догадывалась, что это за подарок судьбы. — Простите, что перебила.

Кинг-Конг нервно поправил галстук, который давил ему не столько бычью шею, сколько душу, и затараторил так, будто сперва долго и упорно учил этот текст перед зеркалом, а потом сдавал перед придирчивой комиссией:

— Татьяна Леонтьевна! Добрый день! Павел Леонидович передает свои поздравления в связи с первым рабочим днем на новом месте и извинения, что не поздравил лично: он улетел вчера вечером в Штаты. Если у вас есть какие-то просьбы или пожелания, то вы можете изложить их мне для немедленного исполнения. Или, как всегда, звонить шефу на мобильный.

— Огромное спасибо, — искренне поблагодарила она, рассматривая бутылку. — «Усахелаури». Ради одного этого стоило выходить на работу. Спасибо большое за хлопоты, мне ничего не нужно. Скажите Павлу Леонидовичу, что я тронута его вниманием и очень рада, что он меня не забывает. Я обязательно с ним созвонюсь.

Посланец вздохнул с облегчением и раскланялся.

— Прелестные цветы, Татьяна Леонтьевна, — произнес у нее за спиной голос Колганова. — У кого это такой отменный вкус?

Она обернулась. Сергей провожал выразительным взглядом «гориллу», усаживающуюся за руль черного джипа «мерседес».

— У Бабченко, — не стала скрывать она.

— О, вот оно что. Да, хотел сказать, что вчера вы были просто неотразимы.

— Сейчас вы об этом забудете, ибо я сразу начну неприятный разговор. Мне нужно от десяти до двадцати минут вашего времени.

— Хоть час, — галантно отвечал Колганов, приходя в себя. — Сегодня у меня нет неотложных встреч.

Он открыл свой кабинет и остановился на пороге, пропуская ее вперед. Секретарша вымученно улыбнулась новой сотруднице.

— Оксана, — приказал Сергей, — прими у Татьяны Леонтьевны букет и вино, поставь цветы в вазу и все отнеси к ней в кабинет. А потом свари нам по чашечке кофе.

— Это плохо, — сказала Тото, усаживаясь возле начальственного стола.

— Что плохо? — встревожился Колганов.

— То и плохо, что нет неотложных встреч. С этим надо немедленно что-то делать. Но это второй вопрос, который я намерена с вами обсудить. Первый гораздо важнее и звучит так: кто в нашей фирме персона «нон грата», а кто нет?

— Простите?

— Работают ли у нас те, кто пришел по протекции, кого страшно обидеть, кого устроил лучший друг или еще как-нибудь? — терпеливо пояснила Татьяна. — Разрешаю вам, шеф, очень выразительно при этом на меня посмотреть. И даже эдакое многозначительное «гхм» будет вполне уместно.

Оба непринужденно рассмеялись.

— Итак? — подтолкнула она Колганова к неприятной теме. — Есть ли тут дорогие вашему сердцу люди?

— А что вас, собственно, интересует?

— Рычаги давления. Нам предстоит очень сложный период, когда все должны будут полностью выкладываться. Глупо в такие моменты выяснять отношения. Лучше правильно расставить фигуры. Логично?

— С этой точки зрения… — начал было Сергей, но его перебила изумленная секретарша:

— Татьяна Леонтьевна! Татьяна Леонтьевна! Вас какой-то датчанин к телефону!

— Простите, — сказала Тото. — Вот что значит точность и аккуратность!

Она взяла трубку и минуту-другую весело щебетала по-шведски. Затем распрощалась со своим собеседником в далекой Скандинавии и наставительно заметила Оксане:

— Не датчанин, а швед.

Колганов вопросительно на нее уставился.

— Шеф, это и есть наш второй вопрос, — весело заявила она. — С завтрашнего дня у вас масса неотложных встреч. Кроме того, вы большой друг и любитель мумми-троллей, радетель за детей и что-то еще, трогательное до крайности. Не говоря уже о том, что вы страстный поклонник Японии и знаток японской культуры.

Вот почему, дорогой шеф, вам нужно, чтобы ваши сотрудники работали как часы. Уж простите за банальность…

Высматривая старого друга на площади возле Михайловского собора, на золотые купола которого выходили окна их с Барчуком кабинета, Юрка Сахалтуев нервничал и переживал, узнает ли он Кащея после стольких лет разлуки. Небось, тот постарел, посолиднел, и теперь нелепой покажется старая студенческая кличка, прилипшая к Димке из-за отчаянной его худобы.

Год назад бравый капитан уже пережил подобный шок, отправившись на встречу выпускников. До этого все как-то не получалось: то дела, то еще более важные дела, то задержание, то неотложные дела, то в больнице валялся. Но тут его разыскали за неделю и строго напомнили, что грядет двадцатилетие окончания школы и родимый класс жаждет видеть Неуловимого Джо, то бишь его, Юрку, и никаких отмазок более не принимает.

И он пошел. Ух, какое это было разочарование — увидеть своих одноклассников через двадцать долгих лет. Мальчишки, уже не мальчишки конечно, а лысеющие дядьки с огромными «пивными» животами с каким-то даже снисходительным сожалением рассматривали его — поджарого, вихрастого, полунищего мента. Разговор не клеился, ибо одними воспоминаниями не отделаешься, а в настоящем никаких точек пересечения у Сахалтуева со старыми школьными приятелями не оказалось. Хуже того, по долгу службы он чаще всего сталкивался именно с такими, как они, — нагловатыми, богатыми, успевшими сделать состояние и карьеру в смутный период развала самого большого в мире государства, которое с кем хотело, с тем и граничило. Капитан милиции не мог похвастаться ни крутой иномаркой, ни навороченным мобильным телефоном, ни обставленной по последнему слову моды квартирой. Женой похвастаться тоже не мог ввиду полного отсутствия присутствия личной жизни. Юрке выше крыши хватило примера майора Барчука; он утверждал, что учится на чужих ошибках, а делать свои у него нет ни времени, ни сил.