– Да потому что домой ты меня к родителям все равно не вернешь. А самое жуткое наказание за это? Правильно: попасть на Дно! Так я и так туда скоро отправлюсь. И если попаду туда слабовооруженный и неподготовленный, то назад не вернусь, картины тебе не нарисую, и наш родной, любимый сектор опять проиграет соседям по всем статьям.

Упоминание о грядущем проигрыше немного расслабило Сергия, но свои пудовые кулаки он не разжал. Наоборот: словно приготовил для удара.

– Ты можешь из этой камеры и не выйти живым!..

– Ну и что? – продолжал я бравировать напропалую. – А если вдруг гаузы решат меня казнить показательно и с размахом? Кого ты подставишь вместо меня? Сам отправишься? А ведь валухи такие, виноватого долго искать не станут!

– Подобного никогда не случалось! – набычился все еще готовый атаковать поставной.

На что я пожал плечами и изрек с философским спокойствием:

– Все когда-то случается в первый раз. Тем более ты ведь и сам заметил: все, что вокруг меня, – все впервые. Вначале Ловчий, потом грядущая победа на конкурсе (а что, я и в самом деле считал, что мои картины победят), затем глупая гибель ревнивого Светозарного… О! А судя по тому, как ты на меня сейчас смотришь, то ты впервые познакомился с человеком, который так много съедает. Верно?

Наверняка в данный момент мой собеседник смотрел на меня с совсем иными намерениями, но мое утверждение и вопрос его сильно отвлекли и сбили с мыслей. Он рассеянно оглядел стол с мизерными объедками и окончательно удостоверился в моей необычности в виде несдержанного восклицания:

– Ну ты и жрешь! Куда оно в тебя лезет?

– А это я за пятнадцать дней съел! – заявил я, указывая большим пальцем на уже пустующий мольберт. – Потому что именно за такой срок можно нарисовать подобную картину. Или ты раньше слышал о таком, что красками получится написать подобный шедевр за несколько часов?

Новое направление мыслей заставило поставного наморщить лоб. Все правильно, пусть думает над тем, что выгодно мне, а не пытается загнать меня в угол своими неудобными вопросами. Чем бы его еще озаботить?

– А вот скажи мне честно: ты с гаузами с глазу на глаз общаешься?

– Нет! – поспешно ответил здоровяк, и я сразу понял, что он соврал.

Потому и продолжил с настойчивостью:

– Ну а как они тогда тебя выбрали на этот пост?

Кажется, поставной мысленно посчитал до десяти, чтобы успокоиться, или что-то в этом духе. Потому что задержал дыхание, а потом сделал длинный выдох. Наверное, сумел понять, что я его специально увожу от неприятной мне темы. Вот только вряд ли он уловил конкретно, от какой темы я ускользаю.

– На чем мы остановились?

– Ты собирался поискать мне для беседы Светозарного. Еще лучше по этой теме опросить гаузов. Наверняка у них много материалов накопилось. Да и вообще, лучше предоставить им все сегодняшние события не как мое наказание, а как некий научный эксперимент, который ты проводишь со своим избранным воином. То есть ты заявляешь, что отправляешь меня на Дно целенаправленно, а я соглашаюсь туда идти добровольно.

– Что за чушь?!

– Зато какой эффект будет, если я вернусь не только с десятком груанов, но и с ответами на те конкретные вопросы, на которые даже гаузы не знают ответов. Я почему-то уверен, что таких вопросов у них предостаточно.

Взгляд Сергия стал совсем иным, а я старался и дальше развивать и в самом деле несколько абсурдную, возможно, что и несвоевременную тему:

– Также я уверен, что всесильные гаузы не могут по многим причинам отправить на Дно свои хитроумные устройства, тех же Ловчих к примеру. Как не могут, хотя очень бы хотели, послать повторно на Дно организованный отряд Светозарных. Ну а каждому преступнику, которому только грозит отправка в принудительное войско, давать должные инструкции вроде как не с руки, уголовники все-таки. Вот тут и получается парадокс, антагонизм интересов: и хочется, и колется, и мамка не велит!

– Чья мамка?..

– Известно чья! Гаузов! Или ты думаешь, что у них матерей не бывает?

Я шутил. Особенно по поводу матерей. Скорее все это к слову пришлось. Но к перекошенному лицу поставного следовало присмотреться со всем тщанием. Он еще и прошипел с каким-то страхом:

– А кто тебе про них сказал?

И я понял, что, ткнув пальцем в небо, уловил принцип размножения колонизаторов этого мира.

– Да просто сам догадался. Ну не могут летающие шарики размножаться, как люди. Скорее всего, они либо делятся почкованием, либо одна большая или несколько маток высиживают из яиц, икринок или чего-то подобного.

– О-о-о! Да ты и в самом деле академик. Вернее, академик над заслуженными академиками. В Пловареше такого жителя по умолчанию быть не может.

– Ха! Почему бы и нет? Как сказал один древний мыслитель: «Невероятно много выражений, неведомых старейшим мудрецам!» Знать все не под силу даже гаузам.

Я бы еще выдал несколько философских притчей, да больше меня мой благодетель слушать не стал.

– Пойду узнаю, казнить тебя будут или…

Решетку за собой он не просто тщательно запер, но еще и тщательно подергал замок, проверяя, что тот, часом, не раскроется. Видимо, стал опасаться по поводу действенности мер для моего удержания. Если уж я Ловчего повредил да местного героя упокоил, то что для меня из тюрьмы сбежать?

«И правильно опасается! – злорадствовал я, поспешно засовывая в рот последний кусок мяса, вставая после этого и направляясь к решетке. – Скорее всего, и в самом деле пришла пора делать отсюда ноги! Чем быстрее, тем лучше. Об этом городе я уже знаю достаточно после лекций словоохотливой девицы, чтобы затеряться на его окраинах. Главное, из управы выйти да подальше от нее убраться… Опа!»

Прислонив лицо к решетке, я выглянул в коридор и опупел: там сидели на лавке сразу два молодца, строгих с лица. То ли дозорные, то исполнители, поди разберись в их пестрых нашивках. И у каждого в руках тяжеловесная дубинка. Не удивлюсь, если из специальной резины.

«А ведь босс-гамадрил-орангутанг умнее меня оказался! Сразу понял, что сбежать я в любом случае попытаюсь. Эх! – схватился я за голову от отчаяния. – С раннего утра надо было бежать, пока еще все спали. Связал бы эту несносную Ксану, кляп в рот, да ноги в руки. Уже бы давно отсиживался на окраине, в заброшенном доме, а то и долбил бы гранитные блоки, пытаясь выбраться наверх по воздуховодам. Так ведь нет, возжелал богемной жизни живописца! Вот и получите, распишитесь!»

Понятное дело, что ковыряться в замке на виду у соглядатаев – дело пустое и бессмысленное. В лучшем случае сами дубинками по пальцам проедутся, в худшем – прибежит взбешенный поставной и лично мне пальцы на руках поломает… на всякий случай.

Вернувшись за стол, я машинально подхватил в руки какие-то остатки пиршества и отправился к окну полюбоваться хоть напоследок на свободу. Словно мне назло, наблюдаемый мной кусок улицы будто вымер. А те несколько прохожих, которых удалось заметить, отличались разнообразием, как мои подружки-близняшки Катя и Вера. Проторчав бессмысленно у окошка минут десять и пережевав жалкие объедки, понял, что моя деятельная натура, а вернее, первый щит во внутренностях этой натуры не даст мне спокойно насладиться последними часами, а то и минутами сомнительной свободы. Дурные мысли водили в голове хороводы, запоздалые укоры травили сознание, а бессмысленные варианты благоприятных ситуаций только злили и раздражали. Хотелось куда-то мчаться, что-то рушить, крошить, кого-то душить и с кем-то яростно ругаться.