– Забудьте, что у вас есть руки, – говорила Энн. – Даже если мяч летит прямо в лицо. Даже если вы видите, что вам вот-вот расквасят нос. Не смейте вынимать руки из-за спины, если есть хоть малейший шанс, что вашей встречи с мячом помешает ракетка теннисиста.

Со страхом учеников Энн боролась при помощи Суперкоуча – сверхдорогой скорострельной машины, которая была не по карману даже Полу. Обязанность учеников – в самом начале тренировки выкатить на корты четыре расстрельные машины, еще перед разминкой. Суперкоуч выстреливал с разной дистанции с разной скоростью, но задача всегда была одна: не вынимать рук из-за спины, уворачиваться в случае угрозы прямого попадания. Иногда Энн сама становилась метательной машиной, и тогда даже один непойманный мяч карался дополнительными упражнениями – ловлей отскоков от стенки после выстрелов Суперкоуча.

– Не ловите мяч без движения вперед, – настаивала Энн Краддл, – Нет времени сделать шаг – успевайте хотя бы наклониться вперед. Не оставляйте мячу и доли секунды на раздумье. Не давайте ему времени обмануть вас.

Порой Пэт казалось, что она превращается в паука, в гигантское чудовище с шестью ногами и бесчисленным количеством рук, орудующих безупречно и подчас независимо от воли хозяина. Она с трудом доносила свои воображаемые конечности до автобусной остановки, выслушивая по дороге трескотню Мэри Литтл, для которой бешеные нагрузки были, похоже, лишь разминкой перед действительно важными откровениями.

– Ты-то хоть понимаешь, чего ради мы подыхаем здесь? – Мэри бодро вышагивала, в то время как Пэт казалось, что триста ярдов до автобуса легче преодолеть на спине, отталкиваясь пятками от дорожного покрытия.

– Уж конечно, не ради того, чтобы попасть в телевизор, – отвечала сама себе Мэри. – Ради таких мудаков как Марк, вот что я тебе скажу.

Марка Уиндона Пэт боялась, даже не зная его в лицо. Вообще-то типаж она представляла ясно: блондин, высокий, атлетичный, голубоглазый, но под описание, данное Мэри, подходили тысячи мужчин даже в Норидже. И, кстати, тот же Джимми Крайтон.

Из-за Марка Уиндона от одной мысли об уимлдонской траве у Пэт горели пятки. Она заранее знала, что попадет в ад и знала, что огонь преисподней пылает прямо под ногами центрального корта. Того, где так вольготно дышится Марку Уиндону.

Марк был боковым судьей, на Уимблдоне отработал четыре года и не было никаких предпосылок к тому, чтобы его не пригласили на пятый год. Секрет его судейского долголетия раскрывался просто: у Марка был наименьший коэффициент ошибок среди всех боковых судей турнира за последние тринадцать лет.

– Что-то нереальное, – качала головой Мэри и было заметно, как ее неприязнь к Марку пасует перед восхищения им. – Вот он – настоящая машина. Вообще не лажает.

Марк, конечно, ошибался, но для остальных судей он был недосягаемым божеством. Три процента ошибочных действий в среднем за карьеру – невероятный показатель при одиннадцати процентах, считающихся уделом лучших из лучших. На первом же Уимблдоне его поставили на матч Марата Сафина и Фелисиано Лопеса, четырехсетовый четвертьфинал с тай-бреком в третьем сете, в котором нервы теннисистов проверялись на прочность непрофессионализмом судей. Всего за матч боковые судьи ошиблись одиннадцать раз, из которых двое арбитров – по два раза, еще один – пять раз. Не ошибался лишь дебютант турнира, и судейский комитет сразу положил глаз на Марка. В последующие три года из шести финалов в мужском и женском одиночных разрядах он отработал на всех шести. Разумеется, с коэффициентом ошибок, близким к нулю.

– До чего мерзкий тип! – передергивала плечами Мэри.

Меньше всего Мэри напоминала закомплексованную девственницу, и только вспоминая Марка она беззащитно съеживалась, как потерявшая панцирь черепаха, и Пэт ей безоговорочно верила.

– Спросил, возьму ли я в рот, – скривилась Мэри.

– Как это вообще возможно? – не могла поверить Пэт.

– Ну, вообще-то я не имею ничего против, – задумалась Мэри. – Конечно, если есть взаимное желание, ну и все такое прочее. Но каков наглец, а?

– Как же он мог?

– Как? Шепотом, конечно. Но так, чтобы я все расслышала.

Марк, само собой, был редкостным подонком. Доставал одну лишь Мэри – бил в одну цель, понимая, что массовые жалобы сломают даже самую блистательную карьеру, а одиночный поклеп можно будет свести к зависти. Или, поскольку речь шла о домогательствах к девушке, к неразделенной любви.

– Кто я и кто Марк? – уточняла Мэри у Пэт. – Повернет так, что это я его добиваюсь.

– Послушай, так нельзя, – Пэт начинало казаться, что забота о Мэри – ее личное дело. – А если он и вправду тебя утопить?

– Задушит, – уточнила Мэри. – Он сказал, что изнасилует меня и задушит. Но это, – снова задумалась она, – было в прошлом году, и то всего два раза. Может, в этом году вообще отстанет.

– Тебе надо все рассказать Энн!

– Вот еще! – возмутилась Мэри. – Ты бы сама рассказала?

– При чем тут я?

– Нет, ты ответь!

– Ну… Я вообще-то не очень решительная, – неожиданно для себя призналась Пэт. – Но ты же последний год на Уимблдоне! В конце концов, что ты теряешь?

– Последний год? Что теряю?

Казалось, Мэри вот-вот забудет о Марке; теперь Пэт находилась в эпицентре ее гнева.

– Ты же уходишь. Ты же сама говорила, – голос Пэт утихал с каждым словом.

– Ну да, – внезапно легко согласилась Мэри. – Само собой, ухожу.

К этому Пэт никак не могла привыкнуть, как не могла взять в толк, являются ли стремительные перепады настроения подруги особенностью темперамента, или временной возрастной особенностью.

– Ухожу, – кивнула Мэри. – Это ведь не по правилам: тренировать подавальщиков и одновременно работать подавальщицей.

– Ну да, – кивнул Пэт, и не сразу поняла, что прослушала что-то существенное.

– Как? – спохватилась она.

– Ну да, – не без гордости взмахнула волосами Мэри. – Или ты считаешь, что я недостойна?

– Недостойна чего, Мэри? – тихо спросила Пэт.

– Не будь дурой, Пэт, – с самым серьезным видом ответила Мэри. – Во-первых, Энн – старая перечница, ей через два года семьдесят. Неужели ты думаешь, что в Уимблдоне сидят такие же старые идиоты? Что они позволят ей остаться в Мертоне, пока она сослепу не будет путать учеников с Суперкоучем? Год-два, и ее уберут, это же ясно как день. Во-вторых Одри не просто уродина и толстуха, но и законченная идиотка. Подстелилась под Энн, ничего для себя не выторговав. Ушла из подавальщиц и сейчас наверняка успокаивает себя тем, как это клево – начищать языком старческий клитор. В-третьих, почему бы не занять ее место в постели Энн, чтобы через годик-другой стать новой Энн? Здесь, в Мертоне, а?

– Мэри! – покачала головой Пэт.

– Ой, я прошу тебя, – скривилась Мэри. – Нет, серьезно, почему не я? Три года опыта, – она начала загибать пальцы, – ни одного нарекания за два Уимблдона и, тьфу-тьфу, надеюсь, пронесет и на этот раз. Потом, я молодая, и значит, за школу Мертоне можно не волноваться в ближайшие лет пятьдесят. Ну и, наконец, – она задумалась, – почему не я?