Нет, думаю, за календарики Пивоварова-Клавощекина мне сейчас мстить не будет.

— Лева, а начинать откуда? — покорно спросила я.

— Сима, ты точно диссертацию пишешь? — спросил учитель физкультуры.

Прямой намек на скудоумие обидел меня окончательно.

— Лева, а что, боксеры все такие умные?

Язвительности в тоне не хватило уесть Леву, он откинулся на спинку сиденья и посмотрел на меня с сочувствием.

— Симочка, ты с пикировками завязывай. Тебя ведь и правда убить хотят…

— А я в Норвегию уеду.

— Ну, ну… — пробормотал сосед. — Оно, конечно, можно… если Белимбаев на подписку о невыезде не посадит. Или тебе неприятностей мало?

Много. Даже слишком. Плаваю в дерьме, как сухой окурок. Скоро намокну и утону.

— Лев, меня не за что убивать.

— Охотно верю. Но собираются.

— За что?

Мы наконец перестали спорить и орать. Сидели в машине и пытались найти выход из тупика.

— Может быть, ты что-то видела или слышала?

— Может быть. Но я не помню, что именно.

— Ты денег никому не одалживала?

— Нет. Сто рублей секретарше, но это не сумма.

— Согласен. Твой муж никаких секретных разработок не ведет?

— С ума сошел? Он корабли строит, а не подводные лодки.

Следующий десяток вопросов показал — про отбитые мозги боксеров люди зря сплетничают. Фантазия Левы была буйной, богатой, просто безудержной. Когда он спросил меня: «А квартирный вопрос — решен?», — я с недоумением уставилась на него:

— Что ты имеешь в виду?

— Квартира, в которой ты живешь, на чьи деньги приобретена?

В принципе на мои. На химкинские мы только меблировку поменяли. Но подозревать врага в Музе Анатольевне — все равно что в родной маме. Свекровь мухи не обидит.

— С этим все в порядке, — пробормотала я и сменила неприятную тему. — Как ты думаешь… если один человек сказал, что передал деньги третьему лицу, а сам их пригрел… это повод?

— А денег много? — оживился Лев.

— Не знаю. Но… может быть, до десяти тысяч…

— Маловато, — огорчился Лева. — Для наема киллера маловато…

— А если эти «передачи» проходили не один раз? — сказала и испугалась. Степа Матюшин, конечно, жук, но не настолько. — Хотя… нет. Этот человек трус. Жены боится… и тещи.

— Не показатель, — хмуро бросил Лев.

— Показатель, показатель! — заюлила я. Мне стало стыдно перед Матюшиными, и беседовать на эту тему далее я отказалась категорически. Нинка киллера нанимать не станет. Отравит сама. Каждый день на работе чаи гоняем. Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!

— Ты можешь завтра позвонить капитану Игнатову и перенести встречу на вечер? Утром я занят, ребят надо к соревнованиям готовить… они на меня надеются… А вечером я заберу тебя с работы и поедем в милицию вместе.

— Хорошо. Ты думаешь, после беседы с Игнатовым что-то изменится? Мне приставят охрану и начнут искать типа в нитяных перчатках?

Лев промолчал. На Белимбаева рассказ Льва о типе в перчатках не произвел никакого впечатления. Наезд произошел в другом районе, Батыр Рашидович зациклился на Гальцеве и почти не обратил внимания на подозрительный «КамАЗ». Водители иногда носят перчатки, часто оставляют машины на месте дорожно-транспортного происшествия и не приходят в милицию, пока не выветрятся алкогольные пары. А дальше — «Ничего не знаю, ничего не видел, машину угнали…»

Другое дело Гальцев. Этого психа вся милиция столицы искала. И за списание криминального трупа — Белимбаеву почет и уважение. С чьей бы подачи ни залетела в его кабинет испуганная дамочка, заниматься объединением нескольких дел — убийством насильника в Текстильщиках, попыткой проникновения в квартиру в центре Москвы, автодорожным происшествием, которое вообще черт знает где произошло, — никто не будет. Милиционеры тоже люди. В городе жара, треть сотрудников в отпусках, а у дамы, кроме испуганных глаз и предположений, ни одного факта. Вернее, один — спрятанный труп насильника. Но это говорит не в ее пользу.

Как ни обидно, но никому мы, граждане, на фиг не нужны. Убьют, тогда приходите. Максимум, что рассматривается, это заявление.

Обратиться в службу безопасности банка?

Уехать в Норвегию?

Купить пистолет. И учить карате.

Боксер Лева тоже понимал, что дело наше тухлое. Но привычка давать сдачи заставляла его шустро шевелить извилинами.

— Чует мое сердце, Сима, искать врага надо среди своих. Кто-то из ближнего твоего окружения на тебя зуб точит…

— Кто, Левушка? Вокруг меня сплошь интеллигентные, милые люди…

— Чикатило тоже неплохо смотрелся, — буркнул Левушка.

— Ну-у-у, это из другой оперы. Гальцев-то умер.

— Чтоб ему ни дна, ни покрышки! — Лев стукнул кулаком по рулю, попал на клаксон, и машина сыграла мелодию футбольной речевки «Спартак» — чемпион».

— Поехали домой. Мне еще Людоеда выгуливать.

— Я с тобой, — сказал Лева, плавно тронул джип с места и влился в поток машин.

Муза спала. Лев дождался нас с Людвигом у булочной и повез на прогулку в Сокольники.

Мы сидели на лавочке, смотрели, как пес знакомится с новой территорией, и молчали.

Тоска на меня навалилась невероятная! Хотелось взять отпуск и на весь срок залезть головой под подушку, желательно — где-нибудь за границей. Может быть, за это время все само собой как-нибудь устаканится, придет в норму и некто в нитяных перчатках оставит меня в покое.

Да и был ли этот ОН?

Отрывок из записок наемного убийцы.

«Он был. И он был гораздо ближе, чем женщина подозревала. Она стала его навязчивой идеей. Она приходила ночью во сне, ускользала утром и сводила с ума днем. Женщина стала его первой неудачей. Она сломала работу Ювелира. И он не мог ей этого простить.

Он уже не знал, так ли ему надо, чтобы она все вспомнила…»

В Сокольниках Людоеду не понравилось. Много впечатлений, чужих запахов, незнакомых серьезных собак. Пес улегся у моих ног и недовольно щурил и без того мелковатые глазки.

— Лев, я так устала от подозрений. Если я подумаю еще хоть чуть-чуть, съеду с катушек. Могу залаять, могу завыть, могу кого-нибудь съесть… Но больше я не могу…

— У тебя отпуск когда?

— В конце августа. Приедет Миша, и мы всей семьей отправимся в Испанию. Путевки уже заказаны…

— То есть уехать из Москвы сейчас не получится?

— Нет. В июле работы в банке не так много, но часть сотрудников уже гуляет, и меня не отпустят. Заменить некем. На следующей неделе уходит мой шеф, я остаюсь за начальника.