Мне в голову пришла ужасная мысль. Допустим, мы действительно встретили на Пикадилли графа Дракулу. Если он и есть то самое чудовище, которое описал мой муж, то какой хаос может возникнуть в городе, набитом миллионами людей! Мне вспомнились слова, которые Джонатан произнес в день нашей свадьбы, говоря о своем дневнике: «Давай навсегда оставим эту тему… если только однажды некий священный долг не заставит меня вернуться к горьким часам, проведенным во сне или наяву, в здравом уме или бреду, которые описаны здесь».

Похоже, священный долг призовет нас уже скоро. Я решила, что мы не должны уклоняться от него. Нам надо быть готовыми.

Когда Джонатан ушел на работу следующим утром, я достала пишущую машинку и начала расшифровывать его дневник. Это заняло большую часть дня. Едва перевернув последнюю страницу, я разыскала записи, которые вела в Уитби, и тоже перепечатала их на машинке. Джонатан работал допоздна, так что я с отчаянной решимостью трудилась весь вечер, закончила и с чувством усталого удовлетворения сложила отпечатанные страницы в свою рабочую корзинку. Я подумала, что теперь нам есть что показать чужим глазам, если это потребуется.

Разумеется, за ужином я ни словом не обмолвилась о своих дневных занятиях.

— У меня завтра дело в Лонсестоне, — сообщил Джонатан, рассеянно ковыряя ростбиф и потягивая вино. — Придется остаться на ночь.

— Правда? — разочарованно переспросила я. — Я буду скучать по тебе. Ты понимаешь, что мы расстаемся впервые со дня нашей свадьбы?

— Прости, но ничего не поделаешь. Всего на одну ночь, дорогая. Я вернусь домой послезавтра, вероятно, довольно поздно.

Когда мы на прощание поцеловались наутро, Джонатан сказал, что любит меня, и очень крепко обнял. Но я чувствовала, что его мысли витают где-то далеко, как и все время после моего воссоединения с ним в Будапеште.

«Ах! — подумала я, глядя, как он идет прочь по переулку. — Надеюсь, мой милый муж позаботится о себе и его ничего не расстроит».

Затем я упала в кресло и хорошенько выплакалась.

С утренней почтой прибыло письмо от Абрахама Ван Хельсинга, человека, который прислал мне телеграмму о Люси несколько дней назад.

Лондон, 24 сентября 1890 года

(конфиденциально)

Любезная мадам!

Молю простить меня за тягостное письмо, в котором я известил Вас о смерти мисс Люси Вестенра. Благодаря любезности лорда Годалминга я получил возможность прочесть ее письма и бумаги, поскольку меня глубоко волнуют некоторые жизненно важные вопросы. Среди них я нашел несколько Ваших писем, из которых ясно, какими близкими подругами вы были и как сильно Вы любили ее. Ах, мадам Мина! Заклинаю Вас помочь мне в память о той любви. Я прошу только ради блага других, чтобы исправить великое зло и избегнуть множества ужасных бед, которые могут оказаться значительнее, чем Вы думаете. Я хотел бы увидеться с Вами. Мне можно доверять. Я друг доктора Джона Сьюарда и лорда Годалминга, прежде — Артура, жениха мисс Люси. Сейчас я должен хранить нашу встречу в тайне от всех. Я приеду в Эксетер, чтобы увидеться с Вами, как только Вы изволите согласиться и назначите место и время. Еще раз заклинаю о прощении, мадам. Я прочел Ваши письма к бедняжке Люси, знаю, как Вы добры и как страдает Ваш муж, и потому молю Вас, если возможно, не просвещать его на этот счет, чтобы не причинить ему вреда. Еще раз простите и не судите меня строго.

Ван Хельсинг

Из этого письма я уяснила две важные вещи. Во-первых, отец мистера Холмвуда умер, поскольку Артур унаследовал его титул лорда Годалминга. Неудивительно, что, сокрушенный ударами судьбы, он не стал писать мне после смерти Люси! Во-вторых, некто Абрахам Ван Хельсинг просит моей помощи. Тогда я понятия не имела, кто это такой, но по имени и довольно неуклюжему стилю письма заключила, что он иностранец, возможно голландец. Поскольку автор письма заявил, что является другом лорда Годалминга и доктора Джона Сьюарда — еще одного поклонника Люси, который сделал ей предложение, — мне не терпелось с ним встретиться.

О каком великом зле и ужасных бедах он говорил? Это как-то связано со смертью Люси? Я наконец узнаю, что с ней случилось? Я немедленно послала телеграмму, призывая Ван Хельсинга сесть на ближайший поезд в Эксетер.

В половине третьего в дверь постучали. Я в величайшем нетерпении ждала в гостиной. Через несколько минут дверь отворилась.

— Доктор Ван Хельсинг, — объявила наша горничная Мэри, присела в реверансе и удалилась.

Я встала, наблюдая за приближающимся гостем. Он был крепко сбитым, широкогрудым мужчиной среднего роста и веса, на вид лет шестидесяти. Седеющие волосы, пронизанные выцветшими рыжими прядями, аккуратно причесаны. У него было доброе лицо, чисто выбритое, с пушистыми бровями, широким лбом, крупным решительным ртом и большими синими глазами, в которых светились сострадание и ум. Что и говорить, сама посадка головы немедленно указала на мудрость и власть.

— Миссис Харкер, полагаю? — осведомился он с густым голландским акцентом.

Я кивнула в знак согласия. Мое сердце колотилось от страстного ожидания.

— Вы доктор Ван Хельсинг? — Он кивнул. — К сожалению, моего мужа нет в городе. Уверена, что он охотно познакомился бы с вами, доктор.

— Я приехал к вам, миссис Харкер, если, конечно, вы когда-то были Миной Мюррей и подругой несчастной бедняжки Люси Вестенра.

— Была. Сэр, я любила ее всем сердцем. Ничто не может рекомендовать вас лучше уверений в том, будто вы были другом и помощником Люси Вестенра. — Я протянула ему руку, которую он принял с вежливым поклоном.

— Благодарю. Тем не менее должен представиться, мадам Мина, поскольку я для вас совершенный незнакомец и сознаю это.

Я впервые услышала обращение «мадам Мина» и решила, что оно звучит довольно странно, но мило. Когда мы опустились в кресла друг против друга, он продолжил:

— Полагаю, вы знакомы с доктором Джоном Сьюардом?

Я знала, что тот был влюблен в Люси и делал ей предложение, но сомневалась, вышло ли это на свет, поэтому ответила лишь:

— Я ни разу не встречалась с доктором Сьюардом, сэр, но знаю, что он был другом Люси. Она крайне высоко отзывалась о нем.

— Доктор Сьюард и в самом деле превосходный молодой человек и преданный врач. Несколько лет назад он был моим учеником, а я — его наставником. С тех пор мы стали добрыми друзьями. Я ученый и метафизик. Моя специальность — мозг. Также я немало продвинулся в изучении болезней неясной природы. Вот почему доктор Сьюард пригласил меня приехать и взглянуть на мисс Люси.

— Значит, она была больна? — спросила я, охваченная безмерной печалью.

— О да.

— Я так и думала. Люси страдала, когда я оставила ее в Уитби. Она словно таяла на глазах без каких-либо видимых причин, однако через несколько дней написала мне, что совершенно исцелилась и назавтра возвращается в лондонский дом матери. Новость о ее смерти стала таким потрясением, что я решила, будто подруга оказалась жертвой несчастного случая.