– Что?

– Не Амон, а хозяин. Кто дал тебе право обращаться ко мне по имени?

Кассандра отшатнулась, но на удивление быстро совладала с собой и медленно, четко ответила:

– Ты. Ты дал мне это право. Что с тобой? Что произошло? Я…

– Молчать.

Он не повысил голоса, но она осеклась. Девушка не знала этого странного чужака. Он словно поглотил все то настоящее, живое, яростное, что было в ее демоне. Застывшее лицо, равнодушные глаза бледной, выцветшей синевы, седина в волосах, незаметная обычному взгляду, но так отчетливо видимая нииде. Голос, лишенный чувств, утомленный. Ни ярости, ни гнева. Он даже не спрашивал ничего. Что он с собой сотворил?

Рабыня поднялась, подошла к господину и осторожно коснулась льняных, словно подернутых инеем волос.

– Амон…

Он перехватил ее руку и отшвырнул. Но не встал с кресла, лишь с интересом посмотрел на тонкую шею.

– Соскучилась?

– Да.

Безразличная усмешка.

Он не смотрел в глаза, он изучал ее, словно не помнил.

– Раздевайся. Покажи, как ты соскучилась.

– Зачем? – Кэсс покачала головой. – Ты меня не хочешь. Просто собираешься унизить. Для чего тебе это?

– Интересно понять, – квардинг поднял взгляд на собеседницу, и та вздрогнула, – для чего ты мне?

Бездна, разлившаяся в бескрайних черных зрачках, манила, влекла, звала. Невольнице казалось, она падает в пропасть и никогда не достигнет дна. Потому что дна нет. Есть безумие, поглощающее рассудок, и тьма. Беспросветная синильная тьма, которая затопляла душу. Бездна смотрела в нее, жадно пожирая все то светлое, что еще оставалось, что умело чувствовать и дарить чувства.

Девушка стиснула зубы и смогла-таки отвести взгляд. Выдержит. Все выдержит. Если надо – заберет эту бездну себе, но его вытащит. Что он натворил? Зачем? Как? Непроглядная глухая тьма тащила ее за собой. Сдаться. Покориться. Пусть поглотит. Пусть делает, что хочет. Только подчинение. Только пустота, тихая, спокойная…

Руки потянулись к вороту рубахи, медленно развязали тесемки и рывком сдернули единственную одежду. Ниида знала, что тело покрыто ссадинами и синяками, знала, что сильно похудела, если не сказать – отощала, знала, что даже, несмотря на недавнюю ванну, выглядит чумазой замухрышкой. Она ждала унизительных слов. Ему ведь нужно ее унизить. Вот только зачем? Скоро узнает.

Демон осмотрел невольницу и скривился.

– Ты отвратительно худа, – сказал он.

– Да. Как обычно, без тебя забываю поесть, – спокойно ответила та и пожала плечами, словно не стояла перед ним обнаженная, беззащитная, словно не хотела спрятаться от равнодушного взгляда.

На неподвижном лице мелькнула тень легкого удивления.

– Меня не так легко унизить, Амон. С тобой я узнала все: и унижение, и боль, и страх. Тебе нечем меня удивить. И, несмотря на это, я еще спорю с тобой… хозяин.

– Далеко не все. – Квардинг усмехнулся и поднялся на ноги.

Он подошел к своей жертве и негромко повторил:

– Далеко не все. Я еще не отдавал тебя одной из своих сотен. Хочешь, отдам?

– Как приятно знать, что тебе еще важны мои желания. – Карие глаза вспыхнули. – И что ты их, как прежде, исполнишь.

Она провоцировала его. Хотела заставить разозлиться. Пусть рассвирепеет, ударит, набросится – все лучше этой бездны в глазах, этой тьмы, которая смирила даже неистового Зверя.

Амон приподнял бровь, принимая непочтительные слова дерзкой собеседницы.

– На колени.

– Обойдешься.

Кассандра мысленно усмехнулась, снова заметив его удивление. Похоже, бездна, наполнившая демона, не родила в душе рабыни главного – смирения. Нет ничего унизительного в том, чтобы бороться за своего мужчину, кем бы он ни был. Строптивица вскинула голову, упрямо ловя его взгляд, и пошатнулась. Все тело свело тугой мучительной судорогой, и несчастная провалилась в воспоминания хозяина, словно в омут. Увидела, как он пытал Леринию, как после этого тьма взялась за него. Девушка зашлась в беззвучном крике, когда бездна начала пожирать ее воспоминания, ища доказательства предательства. Доказательства, которых не было.

Дышать становилось все труднее, душа уже не рвалась в крике, почти раздавленная и смешанная с тьмой.

«Ты прикасаешься… Я не могу думать…»

Тело не слушалось, но Кэсс не отрывала взгляда от глаз Амона. Сделала шаг вперед. Руки налились свинцовой тяжестью, онемели. Пришлось поднимать их, как чужие. Они почти не повиновались, но ниида все-таки смогла пересилить боль и слабость и взяла лицо квардинга в ладони. Он вздрогнул и хотел отстраниться, но она держала крепко. Тогда демон попытался оторвать прохладные руки, однако рабыня снова не поддалась – переплела их пальцы и потянулась к нему.

Успеть сказать о том, что еще не выжгла бездна. Успеть до того, как все исчезнет и подернется дымкой равнодушия, до того, как все закончится.

– Я люблю тебя, – хрипло прошептала девушка, с трудом делая каждый новый вдох. – Помнишь? Я люблю тебя.

Из его горла вырвался сдавленный глухой рык.

Онемение в теле становилось все мучительней. Еще пара мгновений, и оно перестанет подчиняться. С трудом оторвав ладонь от лица демона, но так и не выпуская его руки, Кассандра поднесла ее к губам и поцеловала.

– Не забывай… – прошептала она уже совсем неслышно.

Снова сдавленное рычание. Но теперь хозяин не пытался оттолкнуть невольницу. Он неуверенно, словно вспоминая что-то давно забытое, освободил руку и потянул человечку за волосы. Бездна бесилась и рвалась на волю, но постепенно утрачивала власть. Словно разжалась холодная рука, сжимавшая сердце. Дышать стало легче, в груди потеплело, из тела медленно уходила ледяная стынь. Кассандра, сердце которой перестало наконец обмирать, запустила тонкие пальцы в льняные волосы и привлекла демона к себе.

– Верь мне. Верь.

Где-то глубоко внутри Амона захрипел Зверь, услышавший наконец звук знакомого голоса. В черных зрачках вспыхнула привычная хищная искра. Нежные теплые губы коснулись его щеки. Он вспомнил их вкус. Вспомнил и повернул голову, ловя ее губы своими. Кэсс. Кэсс.

– Кэсс…

– Да, – по щекам потекли слезы. – Это я.

Черные бездонные зрачки стремительно сужались, глаза желтели, а на недавно еще таком равнодушном лице проступала боль. Он судорожно вздохнул, словно только что вспомнил, что заставлял ее делать, словно только что понял, в каком виде она перед ним стоит.

– Кэсс… пусти.

– Нет. Не отпущу. Никогда.

Каждое слово отдавалось болью, тело еще было чужим, Тьма отступала нехотя, но ниида боролась не за себя. Она отбивала у бездны квардинга, поэтому такие мелочи, как боль и холод, ее не трогали. Непослушными руками невольница стянула с хозяина рубаху, прикоснулась прохладными ладонями к груди и толкнула в сторону кровати.