Наибольшую прибыль от торговли рабами получали вожди. То же справедливо, по-видимому, и в отношении сельского хозяйства — просто потому, что они могли накапливать больше излишков зерна, чем простые крестьяне. Предводители, уже укрепившие свое положение, имели больше шансов на получение субсидий от римлян. Следовательно, хотя длительное проживание в приграничной зоне способствовало благоденствию многих тамошних обитателей, римское влияние способствовало расслоению в обществе. В обнаруженных при раскопках деревнях, существовавших в начале римского периода, все дома обычно были одного и того же размера. Позднее же одни дома стали значительно больше других и, вероятно, строились отдельно от них. Общины процветали, обеспечивая нужды густо заселенных приграничных римских районов, но ясно, что одни их члены преуспевали гораздо больше других.

Мирная торговля была самой распространенной формой контактов между римлянами, гражданскими и военными лицами, жившими на границе, и народами за ее пределами. Стычки случались реже, однако это не означает, что они имели меньшее значение. Отправиться в набег было делом обычным и естественным для подавляющего большинства народов Европы железного века, если только представлялась возможность, а соседи казались достаточно беззащитными. Вождям успешные набеги приносили славу и добычу, за счет которой они награждали своих воинов. Цезарь замечает, что германские племена гордятся, когда их поселения окружает широкая полоса опустошенных земель: это доказывает, что они воинственный народ, и их поведение должно послужить предостережением для потенциального врага.

Приход римлян, возможно, привел к тому, что схватки в приграничье стали более частыми и масштабными. Несомненно, начиная с середины I века оружие встречается в могилах германцев в качестве погребального инвентаря гораздо чаше. Ввиду новых экономических условий весьма редкие прежде предметы вроде мечей стали теперь куда более доступны. Торговля рабами подхлестывала набеги. Что еще важнее, римские субсидии позволяли вождям содержать более многочисленные отряды. Повышению их статуса зачастую сопротивлялись соперники из числа соплеменников. Борьба за власть между вождями стала яростнее и острее. Богатство не гарантировало длительного успеха. Некоторые из правителей, пользовавшихся поддержкой Рима, были убиты соперниками; другие бежали за границу, чтобы с комфортом проводить жизнь в изгнании.

Многие варвары шли на службу в римскую армию; по-видимому, для них это было все равно что вступить в отряд вождя другого племени. Некоторые вожди также состояли на службе у Рима; с ними приходили воины из числа их соплеменников. Набеги на римские провинции также оказались перспективным занятием. Хотя они были гораздо опаснее, чем нападения на другие племена, но могли принести куда больше добычи и славы. В основном набеги были небольшими, однако успехи побуждали к более масштабным нападениям. В надписи времен правления Коммода сообщается о сооружении маленьких крепостей на Дунае с целью воспрепятствовать «тайным переправам разбойников через реку» (C1L. III. 3385). О постройках такого рода на многих участках римской границы известно еще со времен республики: когда соседи считали, что провинции уязвимы, они устраивали на них набеги. Численность римских приграничных гарнизонов и их боевая готовность играли сдерживающую роль, но если сила Рима начинала восприниматься как иллюзорная, римлянам приходилось проводить трудные кампании, чтобы восстановить свои позиции.

Нелегко было перехватить все отряды быстро перемещавшихся разбойников — хотя это удавалось легче, если они уходили, нагруженные добычей, — и нередко ответом римлян становилась карательная экспедиция против тех, кого считали ответственными за случившееся. Деревни предавали огню, посевы уничтожались, стада уводились, а людей либо убивали, либо обращали в рабство. Подобные операции имели краткосрочную цель — внушить страх, однако такая жестокость сеяла семена ненависти в будущем. Задачей дипломатии являлось сохранение мира на сколь возможно долгий срок, и племенных вождей угрозами или подкупом удерживали от враждебных действий. Общины, располагавшиеся ближе всего к границе, проявляли больше склонности к миру, поскольку римские провинции представляли для них выгодный рынок; важно и то, что они находились в пределах досягаемости римлян, которые могли отомстить им. Вождей же и племена, жившие на отдаленных территориях, контролировать было гораздо труднее. Сохранение господства Рима на границе было перманентной задачей, выполнение которой зависело как от политической позиции племен, так и от событий в других частях империи.

В середине III столетия оборона рубежей по Рейну и Дунаю оказалась совершенно недостаточной, поскольку банды удачливых разбойников, прорвав их, вторглись в беззащитные провинции. Почти все ученые видят в этом признак усиления внешней угрозы. Большинство исследователей связывает это с появлением новых конфедераций племен, представлявших, по их мнению, большую опасность, чем германские народы, которые жили на границе во II веке. Мнения разделились: одни видели в них пришельцев, другие считали, что они сформировались из уже проживавших в тех краях племенных групп. В наши дни археологи менее склонны объяснять перемены в культуре миграциями, так что большинство принимает вторую точку зрения. Однако даже в этом случае имеющиеся материалы убеждают в том, что готы двигались с берегов Балтийского моря в Причерноморье и южное Подунавье во II — начале III века. Они представляли собой не единый, сплоченный народ, а пеструю группу отдельных племен, которые говорили на родственных языках и были во многом близки друг другу в культурном отношении. То же самое можно сказать о франках, которые появились в Рейнланде, и об алеманнах, находившихся к югу от них. И алеманны, и франки, несомненно, к концу III века являлись значительными племенными группами, однако трудно установить точную дату их появления.

Жестокие войны Марка Аврелия против маркоманнов и квадов в целом изображаются как первые признаки перемен в германском обществе. Угроза со стороны варваров стала теперь куда большей и вскрыла коренные пороки обороны римских рубежей. Армия была рассеяна по периметру границ империи, так что если враг прорывался, то серьезные резервы, необходимые, чтобы остановить его, отсутствовали. К тому же трудности, возникшие вскоре после нашествия парфян во время варварских вторжений из-за Дуная, рассматриваются как свидетельство того, что римлянам было весьма нелегко вести две большие войны, столь быстро последовавшие одна за другой.

Все это сомнительно. Маркоманны представляли большую угрозу во времена Августа, когда они объединились с соседними племенами под властью сильного царя[31]. Возможно, один или несколько подобных харизматичных лидеров появлялись среди них и позднее. Аналогичный пример можно наблюдать и у даков, которые воспринимались как опасность во времена Юлия Цезаря, но затем перестают быть таковой вплоть до конца I века, когда их возглавил другой сильный царь. Действительно, во время Маркоманнских войн одна из варварских армий проникла до самой Италии, однако больше такое не повторялось. Вероятнее, более важным фактором, обусловившим слабость римской обороны в это время, стало не столько медленное возвращение войск после кампаний на востоке, сколько мор, который они принесли с собой. Трудности в этом случае не сводились к одному лишь росту смертности, хотя источники показывают, что в переполненных казармах было множество умерших от болезни. Важной проблемой являлось множество заболевших и исключительные трудности, связанные с продолжением обучения и тренировок солдат в разгар эпидемии. Если варварам удавалось пересечь границу, то их успех, как обычно, побуждал других вождей делать то же самое. Римская армия пребывала в плачевном состоянии и сражалась из последних сил. Однако со временем она справилась с ними, хотя и ценой огромных усилий и немалых затрат ресурсов. Империя не понесла территориальных потерь, и даже поговаривали о создании новых провинций.