имели калифорнийские номера, у одного на бензобаке была нарисована красная свастика.

Внутри бара вдоль низкого прилавка стойки шел ряд табуретов, а у дальней стенки имелся еще ряд кабинок. За стойкой готовил пару гамбургеров пожилой человек, лицо которого напоминало смятую наждачную бумагу. Он поднял голову, презрительно блеснув глазами, когда Кобра переступил порог, отстегивая ремешок своего черного шлема. Кобра уселся на один из табуретов к конце прилавка, где он мог в случае необходимости неожиданно и стремительно развернуться в сторону двери.

У стенки бара сидело двое парней. Они занимали одну из кабинок. Оба были одеты в кожаные жилеты мотоциклистов – у одного из них выцветший коричневой кожи, у другого – из новенькой, оливково–зеленой. Жилет из интендантского имущества армии. Кобра несколько минут рассматривал их, пока старик–хозяин ходил вдоль прилавка, время от времени останавливаясь и сплевывая в специальную плевательницу. Два мотоциклиста в отдельной кабинке представляли собой совершенные противоположности, словно два друга каторжника Маффи–Джефф – один плотный, широкоплечий, с вьющимися густыми рыжими волосами и бородой, которая спускалась почти до того места, где его здоровенный пивной живот демонстрировал обтягивающую футболку с надписью “Пошел ты к…” Второй был очень худ, трупно–бледный, полностью лысый, с золотой серьгой в мочке правого уха. Мотоциклисты в свою очередь рассматривали Кобру. В воздухе словно запахло электричеством.

– Тебе чего, приятель? – спросил старик за стойкой. Когда Кобра медленно повернулся и взглянул прямо в лицо, глаза старика расширились, словно он оказался в присутствии самой ходячей Смерти.

– Это ты, Миллиз? – тихо спросил Кобра, протягивая руку за сальной карточкой с меню.

– Это моя жена. – Хозяин попытался хихикнуть, но у него получилось что –то вроде карканья. – У меня все это спрашивают.

– Ага, ну вот что, Миллиз, как насчет ветчины с яичницей и чашки горячего крепкого кофе? И чтобы яичница была с глазками.

Старик кивнул и быстро отодвинулся. Он отнес странной парочке мотоциклистов заказанные гамбургеры, потом соскреб со сковороды жирные остатки бифштексов и разбил пару яиц, вылил содержимое на шипящую сковороду. Кобра наблюдал, как он работал, достав тем временем черствый глазированный пончик. Он принялся жадно грызть – твердый пончик хрустел у него на зубах и вкусом напоминал пластмассу. И пока жевал, он вспоминал мощный глас, приказание, позвучавшее внутри его сознания с такой силой, что мозг едва не раскололся на части. Ему все еще виделся сияющий голубой силуэт собора, нарисованный словно электрической искрой на фоне черного неба. “Что за дрянь, что же это со мною было? – думал Кобра. – Дорожная лихорадка? Галлюцинация? Или голос Судьбы, зовущей с Запада?!” Был ли это тот самый голос, шепот которого он слышал сквозь духоту мексиканской ночи? Или сквозь тяжкий воздух того техасского бара в пустыне, у шоссе? Что–то звало, тянуло в Лос–Анжелес, он был в этом уверен, как во всем том, что видел и делал за двадцать лет жизни, за годы, проведенные вместе с мотоциклетными бандами, торговцами наркотиками и убийцами из Калифорнии или Флориды? А может, подумал он, это вовсе и не судьба звала меня, может – и он улыбнулся при мысли об этом,– может, это звала меня сама СМЕРТЬ? Да, воткнула в розетку линии, ведущей прямиком в мозг, штепсель своего телефона, костистым пальцем набрала номер Кобры. “Алло, для тебя имеется дельце здесь, в Калифорнии, Кобра, важное дельце, только ты можешь справится с ним, только тебе я могу его доверить, так что заводи свой драндулет и являйся сюда, а по дороге, может, кое–что и мне перепадет с твоей помощью, я тебя жду”.

Да, так и было, наверное. И черт побери, какая разница между смертью и судьбой? Обе в конце концов вколотят тебя в одну и ту же яму, вырытую в земле.

Дрожащей рукой старик–хозяин подтолкнул по стойке к Кобре приготовленную чашку кофе. Кобра посмотрел ему в лицо взглядом, которому могла позавидовать сама Медуза Горгона. Хозяин замер, словно окаменев на самом деле.

– Эй, старик,– сказал Кобра. – Я ищу одно место в ваших краях. Такое здоровенное здание, вроде собора, церкви. С башнями, цветными стеклами в окнах и такое прочее… И… я не уверен, но… оно как будто стоит на утесе или горе. Есть у вас тут такое? Что–то подобное поблизости, а? – В пресвитерианской церкви много цветных витражей в окнах,– сказал хозяин. – И шпиль. Нет, не знаю. – Он пожал плечами, глаза его вдруг прыгнули, бросив испуганный взгляд куда–то в сторону, за спину Кобры. Кобра, продолжая усмехаться, медленно расстегнул молнию куртки и нащупал гладкую рукоять маузера – он почувствовал, что два этих подонка–мотоциклиста встали со своих мест и двинулись к стойке. Он покрепче обхватил ладонью рукоять. Предвкушение пронизывало его сладостным пламенем, как огненный кокаин.

– Что это ты спрашиваешь, парень? – раздался голос за спиной.

Кобра повернулся. Заговорил рыжеволосый – в бороде его запутались крошки гамбургера. Глаза у него глубоко посажены, и они неподвижно глядели почти в самый центр лба Кобры. Лысый его спутник стоял рядом с другом, он был постарше, лет сорока. Как жердь рядом с пушечным ядром. Лысый тип отсутствующим взглядом смотрел прямо перед собой, словно скорость окончательно выдула у него из черепа все мозги.

– Что–то не припоминаю, чтобы я у тебя что–то спрашивал,– спокойно сказал Кобра.

– Эй–эй,– забеспокоился муж Миллиз. – Давайте не будем поднимать шум. Я держу спокойное…

– Заткни свой поганый рот,– хрипло сказал лысый, словно кто–то пытался перерезать ему глотку, но только немного повредил голосовые связки.

– Я задал тебе вопрос, белесая обезьяна. А ну–ка, отвечай!

Кобра едва не сплющил рукоять маузера в ладони, направив ствол пистолета, оставшегося в кобуре, на стоящую перед ним пару. Палец его замер на спуске – еще одно небольшой усилие на металлическую скобу, и…

– Я скажу тебе, что ты сейчас услышишь, здоровенный кусок вонючего дерьма. Ты услышишь, как пара пуль из маузера пронесется прямо сквозь твою башку… Ни с места! Хочешь меня испытать?

– Пожалуйста, прошу вас,– похныкал старик хозяин.

Бородатый тип несколько секунд смотрел на Кобру, потом улыбнулся, показав ряд сломанных зубов. Улыбка стала шире, напоминая щель, пересекавшую лицо.

– Экий ты горячий, братец! – прогремел он, разразившись смехом. – Я тебя сразу узнал, как только ты вошел. Дьявол, я ведь никогда еще не видел еще кого–то, похожего на т е б я. Поэтому я знаю, что это должен быть т ы.