Уголком глаза он заметил, как двое слуг отодвигают в конце зала ширму, за которой был спрятан клавесин. А под ним, возле педалей, он увидел какой-то предмет. Слуги были заняты установкой инструмента и больше ни на что не обращали внимания. Гектор медленно и незаметно приблизился к клавесину. Форма и цвет предмета показались ему знакомыми. «О боже!» — пробормотал он, ощущая слабость в ногах, ибо это был не кто иной, как единственный оставшийся у лорда Мандибла кот, Перси.

И жизни в нем было не больше, чем в косматом вепре.

— Tartri flammis! — прошипел Гектор сквозь зубы и, быстро нагнувшись, подобрал кота.

В этот момент сквозь накаленную и удушливую атмосферу столовой до него долетели слова лорда Мандибла:

— А теперь в честь леди Лисандры я сыграю на клавесине песенку, которую сочинил сам. Это тот самый инструмент, на котором когда-то играл мой отец. Слова я придумал только сегодня, так что прошу прощения, если стихи кое-где недостаточно отшлифованы.

Гектор похолодел. Нельзя было допустить, чтобы лорд Мандибл увидел, что Перси тоже погиб. Он узнает это в свое время, но не здесь и не сейчас. Гектор быстро спрятал еще теплое тело кота на груди под жилетом и потуже затянул пояс, чтобы тот не вывалился. Однако от этого груза надо было избавиться. Гектор прижался к портьере, а Мандибл, хромая и шурша панталонами, прошел мимо него к инструменту. В медвежьей шкуре и в съехавшем набок рогатом шлеме лорд представлял собой довольно забавное зрелище, но публика была уже не в том состоянии, чтобы замечать подобные мелочи. Мандибл начал играть и петь — если можно так сказать.

Достал с утра я свой мушкет,

Дробь и патроны взял.

«Куда, милорд?» — спросил слуга.

«За вепрем!» — я сказал.

«Седлай лихого мне коня,

Зови свирепых псов.

Долг чести в лес зовет меня,

К охоте я готов».

Скакал я день, скакал всю ночь

И снова я скакал,

И звук, как вепря рев точь-в-точь,

В лесу я услыхал.

Вепрь разодрать меня грозил,

Сверкая желтыми глазами,

Но тут же я его сразил

Двумя всего лишь выстрелами.

И вот пред вами мой трофей,

У всех вас на виду.

Он груда мяса и костей,

Душа его в аду!

Мандибл завершил выступление нестройным, но победным трезвучием и неловким поклоном. Гектор только головой помотал в удивлении, когда слушатели разразились бурными аплодисментами и криками «Браво!», не смолкавшими несколько минут. Его светлость снова занял свое место за столом, и тут встала леди Мандибл. В зале наступила тишина.

— Дорогой супруг, я тоже приготовила для тебя сюрприз. Сейчас я вернусь, — произнесла она, загадочно улыбнувшись, и вышла.

В отсутствие Лисандры пир в Большой столовой с ее тремя колоссальными пылавшими каминами продолжался. Внесли новые блюда. Шум, гвалт и раскаты смеха сотрясали стены.

Восторженная реакция публики на его выступление, одобрительные крики и аплодисменты вызвали слезы на глазах лорда Мандибла. Душевный подъем, который он переживал, учетверил его аппетит. Он с жадностью набросился на еду, слизывая жир, капавший с пальцев.

Однако в зале было ужасно жарко! На лбу его выступил пот, он утерся рукавом. Его вдруг стало подташнивать. В желудке появилось неприятное ощущение. Вепрь, точнее, то, что от него осталось, мрачно взирал на него с противоположного конца стола. Неожиданно лорд почувствовал, что не может больше проглотить ни кусочка. Он сделал глубокий вдох. Наверняка это сейчас пройдет. Очевидно, он переволновался. «У меня же артистическая натура, — подумал Мандибл, — я легко возбудим».

В этот миг церемониймейстер, стукнув жезлом о мраморный пол, объявил:

— Ее светлость леди Лисандра Мандибл!

Все глаза обратились к дверям, створки которых плавно и беззвучно раскрывались. Лишь когда они распахнулись полностью, появилась леди Мандибл. На первый взгляд в ее внешности ничто не изменилось. На ней было то же самое платье, в руках она ничего не держала. Лорд Мандибл недоумевал.

Он неловко поерзал на своем троне. Уж скорее бы все это закончилось. Больше всего в данный момент ему хотелось прилечь. Он смотрел на жену, медленно приближавшуюся к нему, и только тут одновременно со всеми гостями заметил, что она накинула мантию.

Мантия из кремового бархата была окаймлена белоснежным горностаевым мехом и прострочена серебряными нитями; две большие серебряные застежки удерживали ее на плечах леди Мандибл. Мантия ниспадала вдоль ее спины и образовывала длинный шлейф, волнами плывущий за ней. Однако не серебряные застежки, не бархат и не горностаевый мех привлекли всеобщее внимание. «Прямо чудо какое-то!» «Почему она так мерцает и дрожит, как живая?» — послышались возгласы.

И правда мантия переливалась всеми цветами радуги и казалась живой, а сама леди Мандибл была словно окутана сверкающим многоцветным облаком. Зрители были ошеломлены и зачарованы этой красотой. И постепенно, как накатывающая на берег волна, в их головах стало расти понимание. У Гектора, все еще прятавшего кота за пазухой, вдруг мучительно защемило сердце.

— Не может быть! — прошептал он. — Не может быть!

Ибо мантия мерцала и играла красками потому, что действительно была живой и шевелилась. Но это шевеление было предсмертными судорогами. Лисандра простерла руки вверх и медленно повернулась, демонстрируя потрясенной публике всю уникальность своего замысла. Лицо ее, излучавшее торжество, было воплощением жестокой красоты. Теперь все ясно видели, что она сделала. Боврик остолбенел в изумлении перед этим видением.

— О нет! — в ужасе простонал Гектор.

По всей мантии, от плеч и до краев шлейфа, к ткани были прикреплены с помощью тончайших незаметных булавок огромные умирающие бабочки, бившие крыльями в бессильной попытке вырваться на свободу. А многоцветное облако вокруг головы Лисандры, оседавшее как блестящая пудра на ее коже, состояло из мириад перламутровых чешуек, которые слетали с трепещущих в агонии крыльев.

Гектор оторвал взгляд от жуткой картины, не в силах больше выносить ее, и снова посмотрел на Боврика. Тот застыл наподобие статуй, украшавших Большую столовую, зачарованный видом колышущейся мантии.

Неожиданно лорд Мандибл, отодвинув свой трон, поднялся на ноги. Он был бледен и заметно дрожал. Лицо его исказилось от боли, по нему струился пот, который Мандибл утирал промокшим носовым платком. Двое слуг поспешили к нему на помощь, но Мандибл отстранил их. Пошатываясь и хватаясь за спинки резных стульев, он вышел из-за стола. Леди Мандибл, не трогаясь с места, смотрела на приближавшегося к ней мужа, глаза ее блестели, как два острых клинка. Гектор, потрясенный, как и все остальные, лишь молча наблюдал эту сцену. Мандибл волочил уже обе ноги, но упорно двигался вперед. Он не сводил глаз с жены.