Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему?
– …и я полагаю, что мое внезапное исчезновение очень его обеспокоило. – Нортклиф протянул ей бумагу.
– Положите ее на стол и пододвиньте ко мне.
– Я думал, что наши отношения стали несколько другими, – ответил он, но сделал так, как она просила.
Эми взяла листок, развернула его и притворилась, что изучает схему.
– Впрочем, это было до вчерашнего дня, до того, как мы поцеловались.
Она стиснула зубы и посмотрела на него.
– Не беспокойтесь, милорд. Я уже об этом позабыла.
– Вот как? Вам повезло. Что до меня, то жар этого поцелуя так обжег мою память, что я всегда буду помнить его, что бы ни случилось в моей жизни. – За какую-то секунду куда-то исчез аристократ, которому нужна чистая одежда, уступив место первобытному самцу, подкрадывающемуся к женщине, которой он вознамерился обладать.
И при этом ни на дюйм не сдвинулся с места.
Зачем мисс Викторина ущипнула ее за щеки? Они и так пылали. Она не смела поднять глаза на лорда Нортклифа.
– Прошу вас, милорд. Я не желаю…
– Чепуха! Конечно, желаете, Эми, и вы хотите быть со мной.
Она бросила на него взгляд, полный отвращения.
– Я знаю, что я вам не нравлюсь. Но посмотрите на все это с моей точки зрения. Вы сделали из меня дурака. Вы меня выкрали, заточили в погребе, заставили меня почувствовать свою вину, усомниться в моем дяде, управляющем моими делами. Все это, уверяю вас, мне крайне неприятно. – Нортклиф, видимо, был человеком с обостренным чувством осязания. Глядя на нее в упор, он поглаживал старое меховое одеяло, и она поймала себя на том, что не может отвести глаз от его длинных пальцев. Они все гладили и гладили мех, и все это время он ласкал взглядом волосы Эми, так что ей вдруг стало тепло, будто этот мех окутал ее тело. – Я должен был бы презирать вас, а я вместо этого желаю вас. Я больше ни о чем не могу думать, и меня утешает мысль, что и вы думаете только о том, чтобы быть со мной.
– Это неправда. – Однако она продолжала сидеть, загипнотизированная его взглядом и медленной речью.
– Возможно. Но здесь мне нечем больше заняться, и мне остается только думать. У вас есть чем занять свою голову. – Он подался вперед. – Но, Эми. Я знаю женщин. Я знаю, что в темноте ночи, когда неслышно и неотвратимо, как туман с моря, подкрадываются сны, вы думаете обо мне.
– Нет! – воскликнула она в ужасе оттого, что он проник в ее мысли.
– Вы ведете себя так, будто у вас есть выбор. Его нет. И у меня тоже нет. Некая странная особенность в наших характерах объединяет нас в нашем желании. – Он замер, словно лев, поджидающий, когда жертва окажется в пределах его досягаемости. – Знаете ли вы, что, когда вы утром встаете, я слышу над головой шум ваших шагов? Я воображаю, как вы снимаете старую, поношенную ночную рубашку и надеваете одно из своих ужасных платьев. А вечером, когда вы готовитесь ко сну и половицы скрипят под вашими ногами, а я воображаю, как вы раздеваетесь. И всю ночь я слышу, как вы ворочаетесь в своей девичьей постели. Вы посадили меня в тюрьму, но я слежу за вами.
Его слова обволакивали ее. Она не могла пошевелиться, едва дышала, отчаянное чувство стыда сменилось пьянящим предчувствием. Но остатки благоразумия, а возможно, это было естественной защитой девственницы, помогли ей рассуждать здраво.
– Я отпустила бы вас, если бы посмела, и мы покончили бы со всем этим.
Она удивилась, когда он рассмеялся.
– До чего же вы наивны. Мы никогда не покончим с этим, как вы выразились. Оно будет с нами всю нашу жизнь. Вы представляете себе, как отчаянно я вас хочу?
Она покачала головой.
– Если бы вы сняли с меня кандалы, я остался бы здесь в этом темном подвале, и мы смогли бы с вами отдаться друг другу.
– Мы не можем. Я не могу.
Он промолчал, но его взгляд был слишком красноречив.
– У нас с вами разный статус в обществе. Когда вы освободитесь, вы попытаетесь разыскать меня и наказать…
– Верно, – согласился он. – Но вы не умрете от моего наказания, моя дорогая. Вы будете просить еще и еще. Обещаю, что я заставлю вас умолять об этом.
Когда он смотрел на нее, его карие глаза загорались, когда говорил – его голос обволакивал каждый ее нерв, словно черный бархат, и ей хотелось толкнуть его на кровать, расстегнуть платье и проверить, сможет ли он выполнить свое обещание.
– Это невозможно.
Она сказала это больше себе, чем ему, но он все равно ответил:
– Возможно. Подумайте над этим, Эми. У вас никогда больше не будет такого шанса. Я прикован к кровати. Когда в доме все стихнет и даже кот уснет, вы могли бы спуститься сюда ко мне.
– Не смешите меня. Вы никогда не позволите мне.
– Ошибаетесь. Я позволю вам взять на себя инициативу. Изучить меня, показать, что доставляет вам удовольствие. Я буду целовать вас там, где вы мне прикажете, – в губы, в грудь, в…
– Милорд, прошу вас!
– …плечи. А вы о чем подумали, Эми? – Его глаза насмешливо сверкнули, и это показалось бы ей привлекательным… если бы ее интересовали бестактные, нечестные и легкомысленные аристократы. – Подумайте, Эми, как приятно будет знать, что я весь в ваших руках и что вы можете уйти, не оглянувшись, оставив меня неудовлетворенным и разочарованным.
– Если вы схватите меня так, как вы это сделали вчера, и прижмете меня к кровати, я не смогу вас контролировать.
– Я вчера не сдержался, потерял самообладание. Я не стану извиняться, потому что на самом деле я ни в чем не раскаиваюсь. Я уже говорил вам, что не могу забыть о вашем поцелуе. Но клянусь честью – и хотя вы в этом сомневаетесь, Эми, честь для меня не пустое слово, – я не стану снова вас принуждать. Во всяком случае, в этом подвале.
Она гладила ладонью поверхность стола. Он предлагал ей соблазнительную сделку, и она почти поддалась искушению.
Потому что все, что он говорил, было правдой. Мысли о нем даже днем вытесняли из головы обычные мысли. А ночью – и того хуже: он постоянно ей снился. Они то боролись, то ворковали, но он все время угрожал, требовал…
Как сейчас. Откуда он знает, что она говорила себе: «Если бы я могла его контролировать, возможно, я…» Как получилось, что она предала себя?
Она вдруг очнулась и столкнулась с насмешливым понимающим взглядом Нортклифа.
Неужели она себя выдала?
Конечно же. Он уже хорошо ее изучил или лучше было бы сказать, что он слишком хорошо знал женщин.
Она вскочила и направилась к лестнице.
– Эми, – позвал он.
– Что? – Она обернулась.
– Вы забыли список.