отвалила сумму, равную годовому бюджету Зимбабве.

Николай Андреевич скуксился, как хорёк, и злобно задышал. Его остеопорозная коленка отодвинулась от моего шелковистого колена на десять сантиметров.

— А что делают наши дамы? — спросил он у Мартецкого.

— Ирочка спит, бедняжка. Валерия без устали трудится, печатает, — сообщила Ядвига. — Видимо, всё ещё сочиняет свою эпическую речь.

— Готовится к назначению? Ах, как она мечтает о должности коммерческого директора! — заметил Мартецкий.

— Она это заслужила.

— Конечно.

— Думаешь, генеральный её назначит?

— Безусловно. Только не сейчас, а позже. Беата немного спутала карты. Думаю, пока не уляжется шумиха вокруг её смерти, шефу будет не до новых назначений.

— Кстати, Ира точно спит? А она не умерла? Вы ей отравы не подсыпали? — встревожилась я.

— Спит, спит, — успокоил Мартецкий. — Я ей тоже водочки плеснул, пледом укрыл, и наш впечатлительный бегемотик сразу вырубился.

— Кстати, надо попросить у Марины ещё одеял, пока мы не околели от холода. Как они сильно убавили температуру, — сказала Ядвига. — Вадька, налей мне ещё!

— Да ты и так уже косая, солнышко.

— Косая, но не согревшаяся. Не жадничай!

— Ты знаешь, для тебя мне ничего не жалко!

— Интересно, а другим пассажирам объявили, что во втором салоне труп? — задумался Николай Андреевич. Теперь он явно меня игнорировал, обращался к коллегам, минуя мой красивый профиль. Видимо, отказав профессору в пуговице, я мгновенно утратила его расположение.

Вот ещё!

Не больно-то и надо!

— Зачем им об этом сообщать? — пожала плечами Ядвига. — Портить людям настроение, поднимать панику… Думаю, в самолёте полно нервных дам, наподобие нашей Ирочки, готовых впасть в транс из-за любой мелочи.

— Труп — не мелочь, — напомнила я. — Зато вы трое, плюс Валерия Владимировна, являете собой образец стальной выдержки и самообладания.

— Что вы, Леночка! — крякнул Мартецкий. — Мы потому водку и глушим литрами, потому что нам плохо. Так тоскливо на душе, словами не описать!

— И не описывай. Просто разливай, Вадик, — хмуро сказал профессор.

— А вы, Елена, как сторонний наблюдатель, на кого думаете? — спросила Ядвига. — Чисто интуитивно. Кто из нашего тёплого коллектива мог угробить красавицу Беату?

— Господин Мартецкий.

— Я?! — смутился от неожиданности наш виночерпий, бутылка в его руке дёрнулась. — Но вы же… вы же…

Что — я же?

Да, полчаса назад я сказала ему, что подозреваю профессора. А сейчас говорю другое. Почему бы мне не изменить мнение?

— Вот так сразу и записали меня в убийцы? — расстроился Мартецкий. — За что? Да у меня и мотива-то нет!

— А вы подумайте. Всегда можно что-то найти.

Ядвига метнула на любовника встревоженный взгляд. Я подумала, что она не так уж сильно и захмелела. Скорее, изображает опьянение.

— Нет, я-то чист, словно юная овечка. Нужна мне Беата, как лысому расчёска! Кстати о лысых. Николаша! Если кто и мечтал избавиться от Беаты, так это ты!

— Я не лысый! — затрепетал профессор и ревниво ощупал густую шевелюру. Все волосы были на месте, облысеть за несколько часов полёта он не успел.

Николай Андреевич поправил стильные очки, снял несуществующую пылинку с красивого костюма и с облегчением вздохнул. Удивительно, но обвинение в наличии скрытых мотивов волновало его гораздо меньше, чем утрата товарного вида.

— Да, Николай Андреевич, признайтесь, были у вас причины, — поддержала любовника Ядвига.

— Да что вы пристали! — небрежно отмахнулся профессор.

Дальнейший разговор протекал в шутливо-обвинительной тональности. Николай Андреевич демонстрировал замашки прокурора, Мартецкий и Ядвига держали оборону и не отставали.

Профессор: Сами хороши. Нечего на меня всё сваливать.

Мартецкий: Мы же знаем, Николай, ты занял у Беаты пять тысяч долларов, и долг ей так и не отдал.

Я: Пять тысяч долларов? Ух ты! Что ж… Убить кредитора — это классический приём.

Профессор (с ленцой): Я как раз собирался ей отдать. Вот вернулись бы из Японии, и отдал. Честное фармацевтическое!

Мартецкий: Ничего бы ты не отдал, Николаша. По ушам нам ездишь!

Профессор: Ты меня обвиняешь, потому что на тебе шапка горит!

Мартецкий: Не понял! На мне ничего не горит.

Профессор: Горит. Пылает.

Я (с блокнотом в руках): А можно в деталях?

Профессор (презрительно): Пфф…

(Ох, как он меня возненавидел из-за какой-то несчастной пуговицы!)

Ядвига (мне): Николай Андреевич, наверное, имеет в виду, что Вадик, как и другие мужчины, не избежал чар Беаты. А потом, когда понял, что игра не стоит свеч, он её бросил. И вредная девица стала портить ему жизнь, донимать всякими гнусными инсинуациями. Правда, Вадик?

Мартецкий (мрачно): Угу. Как-то так.

Профессор: А не фиг трахать всех подряд, голубчик!

(Пауза. Все потрясённо молчат, впечатлённые возвышенным слогом доктора наук).

Профессор: Но, в принципе, я ни в чём не уверен… А вдруг это сделала Ира?

Ядвига: Ира?! Бросьте, Николай Андреевич! Вот уж, действительно, ерунда. Горазды вы фантазировать!

Я (с сомнением): Знаете, мне — человеку со стороны — показалось, что Ира и Беата были близкими подругами. Ира так плакала, так переживала… Я права? Они дружили?

Профессор (презрительно): Вздор! Да вы, милочка, с лестницы упали.

Вот негодяй!

А не разбить ли ему окуляры?

Ядвига: Николай Андреевич, как вы грубы! Откуда Елене знать о нюансах взаимоотношений в нашем коллективе?

Мартецкий: Николай, не хами! Но вы, Леночка, конечно, ошиблись. Мысленно поставьте рядом Ирину и Беату. О какой дружбе может идти речь?

Ядвига: Согласитесь, наша бесхитростная сорокалетняя толстушка, одетая в китайский трикотаж, очень мало подходит на роль Беатиной подруги.

Профессор: Ирине ещё сорок не стукнуло.

Ядвига: Да ладно!

Профессор: Ей слегка за тридцать. Или даже двадцать семь. Она девочка совсем.

Ядвига: Хорошо, не буду спорить. Но сути это не меняет. Ира и Беата ни за что на свете не подружились бы.

Мартецкий: Беата вообще была не способна дружить. Ира — женщина простодушная и ранимая. В её необъятной груди бьётся чуткое сердце. Она, конечно, незамысловата, и немного странно смотрится в нашей компании хорошо зарабатывающих карьеристов и модников, но мы её любим. Кроме того, она отличный работник. Говорю вам как её непосредственный начальник.

Профессор: А пакостница Беата совершенно необоснованно гнобила Иру. Вечно писала на неё докладные.

Мартецкий: И умудрялась же повод найти! Какое отношение она имела к нашему отделу? Но Беата ко всем цеплялась. Я был вынужден вновь и вновь идти к генеральному и объясняться по поводу каждого доноса. Ира отличный работник, но у неё тяжёлая ситуация дома. Больной муж, сын-охламон. Несчастная женщина. У неё огромные долги по кредитам.

Ядвига: Беата буквально выдавливала её из нашей фирмы! Зачем? Может, приглядела местечко для кого-то своего?

Мартецкий: Скорее, из спортивного интереса. Но я в любом случае