— Не учи.

Гаор ещё раз оглядел обёртки от печенья и коржиков и встал.

— Спасибо, Жук, всем спасибо, коржики совсем потрясные, а сигареты я не возьму, найдут на обыске, посчитают за вора — мало не покажется. Не может быть таких сигарет у раба. Да, чего я чинил тебе? Меня же за этим сюда отправили.

— Ничего, — развёл руками Стиг, — это был только предлог.

— Тьфу! — даже сплюнул от досады Гаор. — Чего мне смотрителю врать, если спросит?

— Он не спросит, — небрежно ответил Стиг, убирая блокнот.

— Что? — оторопел Гаор. — Так он?.. Он, ну, я знал, что не самая сволочь, но чтоб…

— Ты заткнёшься? — перебил его Стиг. — Тебя это не касается. И вообще, меньше знаешь… — он сделал выразительную паузу.

— Дольше живёшь, — закончил за него Гаор. — Всё, понял. Жук, ты не слишком рискнул? Ну, когда сюда…

— Кто не рискует, того Огонь не любит, — блеснул в ответ очками Стиг. — Маме я твой отзыв о коржиках передам. Бумаги… сделаю.

— Всем привет, — Гаор ухмыльнулся совсем по-тогдашнему, — и пожелание ко мне не попадать. Хреново здесь.

— Тебе… очень плохо? — неуверенно спросил Стиг.

— По-всякому, — пожал плечами Гаор, — ладно, Жук, давай прощаться, а то слишком долго мы тут вдвоём, подозрения начнутся.

— Да, — Стиг посмотрел на свои часы и кивнул, — да, ты прав. Да, что я могу сейчас для тебя сделать? Гемов дать?

— Чаевые за несделанный ремонт? — весело хмыкнул Гаор. — Давай, на фишки поменяю, сигарет куплю и пожрать в дорогу. Мне сейчас гнать, чтоб в график войти, из графика выбьюсь — выпорют. Не вздрагивай, Жук, здесь это обычное дело.

Стиг достал бумажник.

— Держи.

— Ошалел?! — изумился Гаор. — Ты чего мне сотенную суешь, чаевых больше пяти гемов не бывает.

— Но что можно купить на такую мелочь?

— В рабском ларьке? Всё, что нужно. Во, монеток дай, как раз. Всё, Жук, а то меня сейчас опять развезёт.

Гаор крепко обнял Стига, легонько встряхнул и, оттолкнув от себя, выскочил в коридор.

Оставшись один, Стиг рванулся к окну, совсем забыв, что оно выходит в узкий проход между корпусами и что именно поэтому было выбрано как место встречи, чтоб никто даже случайно не подсмотрел. Стиг торопливо сгрёб обёртки, рассовал по карманам нетронутые пачки сигарет и выбежал из мастерской, захлопнув за собой дверь. По коридору к внутренней лестнице в гостиницу, на второй этаж, снова коридор, аггел, он же уходя запер номер, а теперь ключ не лезет в скважину, аггел… Он вбежал в свой номер, бросился к окну и увидел…

У ворот стоял фургон, и рядом, положив на капот руки и расставив ноги, в характерной для обыска позе водитель. Ветер треплет рыжеватые волосы. Вот охранник охлопал его по карманам и пнул прикладом автомата. Водитель выпрямился, повернулся к охраннику, взял что-то и залез в кабину. Фургон резко рванул вперёд.

— Прощай, Друг, — беззвучно шевельнул губами Стиг и как заклинание: — До всьречи у Огня, Брат.

Как фургон миновал ворота и куда свернул, он не видел. Потому что плакал, уткнувшись лбом в подоконник и по-детски всхлипывая.

Выскочив из мастерской, Гаор бегом бросился в кассу поменять монеты на фишки.

— Чего так долго? Сложный ремонт, что ли?

— Да, господин смотритель.

Спасибо Огню, отвязался, не стал дальше выспрашивать. Эх, Жук, зря ты на их честность рассчитываешь. Что смотрители, что надзиратели — сволочи из сволочей, им только дай зацепку.

Получив две синие фишки, опять бегом в рабскую зону, в ларёк.

— Есть не будешь? — окликнула его Мать.

— Некогда, Мать, из графика вышел, — крикнул он на бегу.

Дело было не в графике. Ему просто надо сейчас немедленно умотаться отсюда, далеко, как можно дальше, чтобы… аггел, опять обыск. Теперь к фургону. Как здесь? Спасибо Тягуну — машина помыта, заправлена, вода, масло… в порядке… а, аггел, снова обыск. Ну, вот и прощальный пинок прикладом.

— Вали, волосатик.

«Пошёл ты», — мысленно отругнулся Гаор, бросаясь к рулю. И с места почти на форсаж. Ну, вперёд.

Каким чудом он ни во что не врезался и не попался в этой сумасшедшей гонке дорожной полиции… Обошлось и ладноть. Окончательно он пришёл в себя уже в лесу на полпути в первый по маршруту посёлок.

Гаор помотал головой, словно просыпаясь, остановил фургон и вышел. Сыпал мелкий почти неощутимый дождь, вернее, в воздухе стояла мелкая водяная пыль, будто… будто Мать-Вода его по лицу погладила. И под этой почти невесомой водяной тяжестью медленно осыпалась листва. Раздвигая кусты своим телом, осыпаемый каплями и листьями, Гаор вошёл в лес.

Он брёл без тропы, наугад, гладил мокрые стволы, пригибал и отпускал ветви, ерошил ногами палую листву. И говорил. Не слыша и не очень даже понимая своих слов. Он благодарил набольших матерей и просил их помочь, прикрыть его друга на пути в Аргат, дать тому довезти бумаги, обещал любую жертву за Жука, вы, Матери, вы всё видите, если что, то пусть меня, а не его… а потом, уже придя в себя и вернувшись к машине, сидел на подножке фургона и курил, разглядывая серую дорогу, пёстрый лес вокруг и серое небо над головой.

Великий Огонь, как же Жук это проделал? Ведь что мог ему рассказать тот пацан? Крохи. Меньше крох. Рыжий, обращённый, водит фургон, ну, ещё номер машины, если разглядел и запомнил. По этим нескольким словам… Жук его нашёл, вычислил, где и когда их пути можно пересечь так, чтобы поговорить… Сколько же это стоило? Одному смотрителю пришлось отвалить… нет, он даже не представляет сколько. А столько у Жука никогда не было и быть не может. Одет Жук хорошо, конечно, но, если вспомнить, как одевались Сторрам и Гархем… Нет. Но если это не гемы, то… то неужели то?.. Гратис… Тогда Седой ему запретил даже упоминать о ней. Но если не она, то кто же? Некому больше. И незачем. А зачем он Гратис? Что он может сделать, чем помочь? Но… но, если сделали один раз… нет, второго раза не будет, он не дурак и понимает, что такие чудеса дважды не совершаются. Недаром Жук ни словом не обмолвился, что они ещё раз увидятся. Только за Огнём, Брат. Ладно, чудо было. Спасибо и тебе, пацан. Спасибо, что выжил и добрался до Жука. Удачи тебе, Огонь тебя храни, пацан, матерей к тебе, ургору, я звать не могу. Хотя… Мать-Земля — всему сущему мать, все мы её дети.

А теперь… и Гаор мысленно развязал